— Тухлого розового цвета, — добавляю я, но в отделении позвякивает ведро (медсёстры моют пол) и мама вздрагивает всем телом.
— А когда он появился, — продолжает она, — разом всё и нахлынуло снова. И страхи… и…
— Кто он? Игорь Маркович? О, давай поиграем? Я буду принцессой, а он — злой волшебник, который хочет похитить меня и спрятать в замке.
Мама собирается возразить, но из отделения выходит девушка в белом халате. Растрёпанная. Прижимает к уху телефон.
— Да, — говорит она спокойно, — мы на химии. А они тоже должны были химичить, но, видишь, заболели. Простудились. Откуда что берётся… Дома же сидят…
Мама зажмуривается. Девушка открывает дверь, ведущую на лестницу, пропускает двоих посетительниц и выходит, а мама так и стоит с закрытыми глазами и пытается нащупать в кармане сигареты.
Я разглядываю посетительниц. Это мама с дочкой чуть постарше меня. У них одинаковые тёмные волосы, носы с горбинкой, переговариваются на русском, но с акцентом. Обе не красавицы, одеты ярко, пышно, не для больницы. На маме меховой жакет и юбка в складку. Дочка в золотых кроссовках, потёртых джинсах и чёрной толстовке с надписью «Victoria Bekham» на спине. Она помогает матери снять меховой жакет, вешает его на гвоздь. Под жакетам у мамы чёрная блузка с высоким воротником.
— Мамочка, стул? — спрашивает она.
— Нет, доченька.
Тогда мне было странно это слышать. «Мамочка, доченька». Мы с мамой так не говорим. Мы с ней боевые товарищи, а не фрейлины придворные.
Сейчас я подозреваю, что маме хотелось такого общения. Ей не хватает поддержки. Но я считаю, и Жучок со мной согласен, нечего нюни распускать.
— Ты же устала, — настаивает дочь.
— Да эта больница меня доконала! — заламывает руки мать.
— Сколько уже? — с готовностью считает дочь. — Три, нет, пять месяцев Назар тут.
— О! — снова вздыхает мать.
Возвращается девушка с телефоном.
— Любочка! Как там наш? — окликает её мать.
— Сидит, в карты с пацанами играет. Смеётся.
— Смеётся он. Мне вот не до смеха. А на операцию вызвали?
— Нет, ещё укол не делали.
— Позови мне его, прошу!
— Он сейчас сам придёт. Вам же согласие на операцию подписать надо.
И вот появляется Назар. Он чуть выше меня. Тот же нос с горбинкой, те же тёмные волосы, сзади длинные.
Серая майка, серые шорты, шлёпки на босу ногу. Он обмахивается разрешением, как веером и улыбается.
— Здравствуй, дорогой! — грустно приветствует мать.
Назар улыбается.
— Какую операцию будут делать? — спрашивает она. — Длинную, шесть часов?
— Нет. Короткую. Три часа.
— Ты волнуешься за операцию?
— Нет, мама. Зачем я буду волноваться за операцию? — отвечает он всё с той же ухмылкой и передаёт ей разрешение.
— Мамочка, ручку? — подскакивает девочка.
— Да, доченька.
— Мамочка, очки?
— Да, доченька.
Мальчик смотрит на них, потом молча достаёт из кармана колоду карт, отходит к окну и начинает строить крепость.
— Ты хоть бы с матерью поздоровался, — упрекает его сестра.
— А ты зачем приехала? — спрашивает он, не поворачивая головы.
— Назар, ты что? — возмущается мать. — Это же твоя сестра!
— Зачем ты её притащила?
Мать и дочь переглядываются.
— Опять у него психи начались, — говорит мать.
— Я не хочу, чтобы она приезжала! — настаивает Назар. — Она тут не нужна!
Карточная крепость на окне растёт.
— Прекрати! — сердится мать. — Что такое?! Я сейчас позвоню Саше!
— Вот пусть Саша и ложится на операцию, — говорит Назар.
— Тут не Саша лежит, а ты, — тихо отвечает ему сестра.
Он поворачивается и толкает её в бок.
— Ну, хватит! — кричит мать. — Марш в палату! И чтобы я тебя не видела!
— Вот и отлично! И перед операцией не приходи!
— И не собиралась! У меня работа! Потом приду, после операции!
— Вот и хорошо! А перед — не надо! Никого мне не надо!
Он стремительно уходит, бросив карточную крепость на подоконнике.
— У тебя ногти грязные на ногах! — возмущается мать вслед. — Постриг бы хоть!
— Ужасно выглядит, — вторит ей дочь.
Мать дописывает, роняет ручку.
— Мамочка, манжета расстегнулась. Можно застегну? Пожалуйста, не нервничай.
В приёмную заходит худенькая женщина в клетчатой куртке. У неё огромные испуганные глаза.
— Я к Игорю Марковичу, — говорит она.
— Будете за нами, — кивает моя мама.
— Отдашь врачу, — мама Назара суёт дочери разрешение на операцию, надевает меховой жакет и выходит.
Вот и наш «злой волшебник». Идёт с результатами рентгена. Идёт и… улыбается.
— Какой хороший снимок! — кричит он издалека. — Замечательный снимок!
— Что замечательного в снимке шунта, который надо менять? — бурчит мама.
Женщина в клетчатой куртке смотрит на маму и приоткрывает рот, словно хочет что-то сказать.
— Ура, — говорит Игорь Маркович и треплет меня по плечу, — в этом году ничего менять не будем.
— Как? — опешила я. — Разве я не выросла?
— А катетера хватает по длине. Видишь? От одной отметки до другой.
— Нам в этом году на операцию не ложиться?! — не понимает мама.
— Нет. Свободны вы на этот год. И… хм… на следующий. Тут ещё на два года хватит.
— Как?! — хватает мама ртом воздух и переводит взгляд с Игоря Марковича на меня. — Как?! А я… даже блокнот приготовила.
— Ну, если вы очень хотите…
— Нет! Игорь Маркович, вы… Вы добрый волшебник!
— Да это не я, — отмахивается он, — это наши рентгенологи.
И любуется снимком, как картиной в галерее.
— Так что счастливо! Увидимся через пару лет!
— Спасибо, — шепчем мы с мамой.
Он улыбается и поворачивается к женщине в клетчатой куртке.
— Что-то случилось?
— Нет, — она откашливается, — нет, всё в порядке. Мы дома. Я только хотела спросить, когда вы теперь этот ваш шунт вытащите?
— Когда на новый менять будем.
— А когда вы его совсем уберёте?
— Никогда.
