Она бросила взгляд на стену, где висел портрет Сальвадора. Черноволосый дядька смотрел на неё строго, испытующе.
— Что, возьмёте в свою команду, повстанцы? — пробормотала Лидия Матвеевна, хватаясь еще и за перила, — торжественно обещаю ни в кого не влюбляться.
С огромным трудом она добралась до крыльца и села, уронив костыли. Бэллочка испуганно тявкнула сверху.
— Всё в порядке! — крикнула ей Лидия Матвеевна и тут увидела Алёну.
Та сидела на бордюре у калитки, но услышав голос Лидии Матвеевны, вскочила.
— Зачем вы спустились? Я бы поднялась!
— За книгами?
— Нет! Я поняла!
— Алёночка, прости меня. Ладно?
— Я поняла, почему вы меня прогнали, — сказала Алёна и села на корточки. Её огромные серые глаза изучали лицо Лидии Матвеевны.
— Что вам сказали врачи в больнице? — спросила Алёна.
Лидия Матвеевна помолчала.
— В любой момент, — сказала она, — сосуды могут в любой момент…
— Понятно.
— Что тебе понятно? — рассердилась Лидия Матвеевна, — что ты всё равно будешь ко мне ходить? Нет! Слышишь? Не будешь! Я тебе не бабушка, не тётя, не дочь! Ты не обязана нести этот груз.
— Это не груз.
— Ты не понимаешь меня! Это не игра в выдуманную страну! Один раз ты придёшь со своими книжками и пирожными и обнаружишь меня мёртвой! Понимаешь ты это? Зачем тебе это? Ты выдержишь?!
Алёна задумалась.
— Да.
— А я думаю, нет. Я взрослый человек и несу за тебя ответственность перед твоими родителями, хотя они ничего про меня не знают. И перед миром в целом! Я не хочу выпускать в мир девочку, которой я покалечу психику своей смертью.
— Я не боюсь чужой смерти.
— Что-о?
— У меня есть одноклассница. У неё восточная семья. Соблюдают все традиции. Рожают дома. Умирают. Так вот она сказала, что смерть очень похожа на роды. Это происходит толчками. Как биение сердца. И потом все умирают. Абсолютно. Значит, это не так уж страшно.
— Господи! — всплеснула руками Лидия Матвеевна, — откуда берутся эти дети, которые не боятся смерти! Которые всё про неё знают. Нет, мне определённо необходима профессиональная сиделка. Она не станет меня пугать рассказами о смерти. Она будет сидеть рядом с моей кроватью, вязать что-то длинное и жёлтенькое, заваривать мне ромашковый чай… Успокаивать.
— И в самом деле, — тряхнула головой Алёна, — чего это мы с вами о смерти разговариваем? Вы в ближайшую минуту случайно не собираетесь умирать?
— Нет, — опешила Лидия Матвеевна.
— А в следующие пять минут?
— Да нет же!
— Думаю, и полчаса у нас есть. И даже час. А потому сейчас я схожу за коляской и за Бэллочкой и мы отправимся с вами на прогулку по посёлку.
— Ни за что!
— Я же говорила, что больше вас не слушаю, забыли? Всё! Едем гулять!
— Но Зина говорила, коляска не проходит в калитку.
— Странно, что она не открыла ворота. О чём она думала, ваша Зина?
— О бумагах, наверное, — проворчала Лидия Матвеевна, — вдруг я откажусь записывать на неё дом?
— Вы, наверное, здорово на неё злитесь?
— Злилась. Но это было давно. До знакомства с тобой. Ну ладно-ладно, я согласна. Без тебя мне тяжело. Всё, добилась? Вон как главами сверкнула… Можешь пойти, влюбляться, бросить старуху. Ты её покорила.
— А я знаете, что решила? Не обращать внимание на ваше ворчание, вот что. Я же знаю, какая вы изнутри.
— Ты прямо всё на свете знаешь. А про платок знаешь?
— Прихватить из дома платок, чтобы бросить вам на колени и чтобы вы не замерзли?
— Прихватить из дома платок, чтобы бросить мне на колени и не стыдиться перед каким-нибудь знакомым.
— Вот видите, я не всё ещё знаю. А знакомого мы обязательно встретим.
Глава 13 Девочка в синей юбке
Видишь, вон там дом с зелёной крышей? — торопливо говорила Лидия Матвеевна, — там не видно такого лысого загорелого товарища? Знаешь, я долгое время была уверена, что это детский писатель Григорий Остер. Ну, помнишь, «Вредные советы»? Когда я видела, что он своими руками делает крышу, я прямо удивлялась, думала, надо же, такой известный писатель, а сам умеет строить дома. А потом оказалось, что это совсем не он. Другой. Прости, это всё неинтересно совершенно.
«Волнуется», — сообразила Алёна. Сама она ощущала спокойствие, глубокое, как море или как сон. Исполнилась её, Алёнина мечта. Она была на своём месте. Она делала то, что нравится. Она помогала миру. Добавляла гирьки в чашу Добра. Приносила пользу живому конкретному человеку, который ещё и старше её. И который понимает её, как никто.
Лидия Матвеевна замолчала.
Мимо участка, посреди которого высилась печка, уцелевшая от пожара, Алёна постаралась везти Лидию Матвеевну как можно скорее. Она боялась, что та скоро утомится.
Но тут в зарослях у сетчатого забора, окружавшего участок с печкой, мелькнуло что-то красное.
— Малина! — обрадовалась Алёна, — подождите!
Она поставила коляску на тормоз и подошла к забору. Куст был прямо усыпан крошечными плотными красными ягодами. Некоторые веточки высовывались через дырки в сетке, словно предлагая: «Сорви с меня ягоды, сорви!»
Не собирает никто, что ли? Мимо же ходят. За кустами малины виднелись фруктовые деревья. Алёна бросила взгляд на сливы и вдруг почувствовала, что очень соскучилась по своим друзьям, Энджи и Вику, который так любит рвать и сливы, и ягоды. Может, познакомить их с Лидией Матвеевной?
— Держите! — Алёна протянула малину Лидии Матвеевне. Но та смотрела вовсе не на красные ягоды. А на печку.
— Забавно, — медленно сказала Лидия Матвеевна, — что ты остановилась именно у этого участка.
— Сейчас отправимся дальше. Просто там прямо у забора столько малины! А в глубине ещё сливы! Зелёные, конечно, но через месяц вполне созреют.
— И яблони, — добавила Лидия Матвеевна, — там дальше, в глубине участка, полно яблонь.
— Откуда вы знаете? Вам что, видно?
— Нет, к сожалению. Это участок моих родителей. У них тут стоял большой бревенчатый дом. После пожара мы забрали маму и папу к себе.
