– Вниз, – ответил один из конвоиров, огромный как шкаф. – Личным распоряжением королевы – бросить Образине на растерзание.
– На окончательное? – зачем-то уточнил тюремщик, поднимаясь с табурета и гремя ключами.
«Как будто оно может быть частичным, – вяло удивился Хайден. – Странные у них тут понятия о казни…»
– Окончательное, – кивнул второй конвоир, помельче, подталкивая барона в спину, – прямо в клеть бросай. Только одежду сними сначала, не порти…
– Вещи – мне! – заявил тюремщик, оценивающе оглядывая барона с ног до головы.
Конвоир нахмурился:
– На тебя не налезет!
– Продам, – не смутился тюремщик. – Имущество казненного принадлежит палачу! Образина – не в счет, так что все достается мне! А будешь руки тянуть, куда не следует – я тебя самого сюда упеку…
– Судья меня упечет, а не ты, – хмыкнул конвоир, – да и то откуплюсь, коли надо будет… Ладно, забирай, нам королева все равно заплатила… – Он снова толкнул барона в спину и, препоручив его заботам тюремщика, кивнул сослуживцу: – Пошли. Надо отчитаться.
– Меч, – сквозь зубы сказал Хайден.
– Что? – приостановились блюстители порядка.
– Мой меч. – Барон поднял голову. – Верните.
– Сейчас! – расхохотался второй конвоир, тот, что помельче. – Своими руками и отдам! Слушай, Хапс, уведи ты его от греха подальше…
– И откуда такой взялся? – хмыкнул конвоир-громила. – Сразу видно – Эндлесс! Они там все такие, помирать с мечом ложатся… Хапс, зараза жирная, куда руки тянешь? Оружие наше!
– Жлобье… – проворчал тюремщик, облизываясь на баронский меч, который держал в руках конвоир, отстающий по размерам от своего напарника. – Давайте, выметайтесь! Без вас, дармоедов, дел по горло…
Блюстители порядка, посмеиваясь, удалились. Наверное, отчитываться. И, вероятно, перед ее величеством…
Шагая впереди тюремщика по узкому и плохо освещенному коридору, барон отстраненно подумал: при чем тут королева? Лично ее он ничем не оскорбил, мало того – вообще в жизни ни разу не видел, при скандале в забегаловке она не присутствовала… Это что же получается – когда стражники явились в трактир, они точно знали, кого искать и что делать, когда найдут? И все эти обвинения в «словесном оскорблении престола» – всего лишь… как выражается сэр Аркадий… «гнилые отмазки»? Да тут чем-то очень нехорошим попахивает…
Чем именно – Хайден додумать не успел. Потому что ушлый Хапс, умело приложив погруженного в размышления пленника кулаком по затылку, попытался, не откладывая дела в долгий ящик, присвоить себе ладно скроенный баронский камзол… Попытался – потому что у него это не получилось. Нет, все-таки вернувшаяся память не способствовала уравновешенности доблестного сэра Эйгона, напротив – только обострила все его дремавшие до поры чувства. Меч отобрали, лицо набили, в тюрьму отправили, казнить собрались, еще и раздеть пытаются самым бессовестным манером?! Нет уж! Пускай руки у Хайдена были надежно связаны за спиной, но умирать от лап неизвестной Образины еще и постыдно голым он не собирался! Тюремщик схлопотал коленом в солнечное сплетение, выругался и скрепя сердце решил, что как-нибудь перебьется без той пары золотых, что можно было бы выручить на продаже вещей…
– Катись! – напутствовал обозленный Хапс, распахивая какую-то обитую железом дверь и дополнив сказанное крепким пинком.
Барон не успел даже ответить, как, переступив порог, вверх тормашками полетел в темноту…
Похоже, злополучная дверь находилась как минимум метрах в трех от пола камеры. Пол был каменный, холодный и очень твердый… Основательно приложившись и без того разбитой физиономией о неровные булыжники, Хайден сначала подумал, что благополучно убился при падении. Потом решил, что мертвые думать не умеют, и попытался подняться.
И услышал чье-то урчание.
«Меча нет, – пронеслось в голове у барона, – руки связаны… Ногами отмахиваться, что ли? А темно, хоть глаз выколи! И не посмотреть, кому меня на «окончательное растерзание» отдали!»
– Эй! – хрипло позвал барон. – Есть тут кто?
Неуверенное рычание подтвердило, что есть.
– Ты, что ли, Образина? – храбрился Хайден, поднимаясь на ноги и нащупывая спиной стену. Может, острый выступ какой найдется, веревку перетереть да умереть с честью…
– Я не образина, – обиженно ответствовали из темноты басом, – один подлец обозвал, так вы и рады! Все вы, люди, одинаковые…
Барон замер, осененный невероятной догадкой. А потом негромко спросил:
– Барбуз?
– Вот хоть кто-то… – пробурчал неведомый собеседник и поперхнулся собственными словами. – Откуда вы знаете?!
– Еще бы мне не знать имя одного подлого людоеда, что завел нас в лес и там бросил, украв мою лошадь! – расхохотался Хайден. – Так это они тебе меня скормить собирались?
– Мне! – радостно взвизгнул трусливый людоед, кидаясь навстречу барону и в порыве чувств сгребая его в охапку. – Мне! Они меня тут держат… Тоже поймали и держат! Пленниками кормят… Господин, а вас-то за что?
– Было за что, – нехотя сказал барон. – Развязать меня сможешь?
– Конечно! – Великан с усердием развернул сэра Эйгона спиной и зубами впился в крепко затянутые узлы. – Вы уж простите, что я сбежал тогда! Просто Хозяина леса испугался… Еще и Пецилла из мешка как давай зудеть: «Остолоп, уноси ноги, они до людей дойдут, так тебя же первого на колья в яму бросят…» Вот я, дурак, ее и послушал… А за коня вы на меня не серчайте, господин! Он сам за мной увязался! Ржал так злобно, все норовил цапнуть за что-нибудь… Так досюда и добежали! А тут эти вот… Сетью изловили, совсем как мы тогда вас в озере, и в подвал бросили!
– А Пециллу? – Барон стряхнул с запястий обрывки обслюнявленных веревок и потряс руками.
– Не знаю, – горестно вздохнул несчастный людоед. – Она же в мешке сидела, а мешок отобрали… И коня вашего тоже поймали, кажется. Я только крики слышал и топот копытный. Наверное, он, конь ваш, не одного меня так гонял…
– Да, – улыбнулся в темноте Хайден. – Он такой, только меня слушается… И давно ты здесь сидишь, Барбуз?
– Не знаю… Окон же нет, не поймешь – то ли день, то ли ночь… Сам измучился, даже аппетит чуть не пропал! И за Пециллу волнуюсь… Вдруг обидят?!
– Гм… – прокашлялся барон. – Это навряд ли. Твоя супруга, она, знаешь… дама с характером и не из пугливых! Наверное, ее так и не нашли в том мешке, иначе она бы уже тут была… А тюрьмы бы не было!
– Почему?
– Ты же свою жену лучше меня знаешь, – сказал барон. – Разнесла бы все тут по камушку…
– А… Это она может! – согласился, поразмыслив, великан. – Особенно если очень голодна!
Снаружи что-то грохнуло. Завыли псы. Оба пленника примолкли, настороженно прислушиваясь. Сюда, в подвал, звуки проникали плохо, но даже сквозь толстую каменную кладку было слышно, что наверху происходит нечто из ряда вон выходящее… К собачьему вою и грохоту добавились людские вопли. Потом – остервенелое конское ржание и топот. За стеной кто-то раскатисто зарычал.
