Глава 3 Старт крупномасштабной любовной атаки
Дни шли за днями. Ни о какой классной дискотеке с участием Исмаилова не могло быть и речи, поскольку он по-прежнему ни с кем не разговаривал: ни с девочками, ни с ребятами. Молча приходил, садился на свое место рядом с Людой, молча переходил из кабинета в кабинет и так же, не говоря никому ни слова, уходил домой. Некоторые перемены он проводил со своими бывшими одноклассниками, но чаще всего его вообще нигде не было видно. Понятно, что такой ореол таинственности, которым он себя окружил, разогрел интерес к его персоне до невероятной температуры.
— Ничего не понимаю, — горячилась Арина. — За что перевели в наш класс такое безобидное существо? Чего только про него не наговорили! Чуть ли не граф Дракула! А что оказалось на самом деле? Благовоспитанный пай-мальчик! Слышь, Людмилка, а может, он кусается? Или отщипывает от тебя кусочки по-тихому?
Люда только смущенно улыбалась. Что она могла сказать? Ее для Исмаилова не существовало точно так же, как и для всех остальных. Она чувствовала, что он весь сосредоточен только на том, чтобы догнать класс по математике, но у него пока ничего не получается. Каждый урок был для него мукой, если не сказать — пыткой. Антонина пока не вызывала его к доске, но все понимали, что бесконечно так продолжаться не может. Когда-нибудь выйти к доске и прилюдно опозориться ему все-таки придется. Когда палец учительницы скользил по журнальному списку, Сеймур бледнел и даже несколько раз с треском переламывал то карандаш, зажатый в руке, то шариковую ручку.
За очередную самостоятельную Антонина не поставила ему единицу, пожалела, хотя в работе не было ни одного правильно решенного примера. На самостоятельной Люда наблюдала, как Исмаилов метался от задания к заданию, терял время, силы, но так ничего и не решил. Она пыталась помочь ему: несмотря на то, что заданий, как всегда, было очень много, умудрилась решить пару примеров и его варианта. Сеймур с презрением взглянул на подсунутый ему листок и брезгливо, локтем, отодвинул его обратно на ее половину парты. Люда видела, как мучительно он переживает свое унижение, как напрягаются его скулы, слышала нервный хруст пальцев. Однажды она не выдержала, после уроков подошла к нему в гардеробе и, сильно смущаясь, предложила:
— Хочешь, я позанимаюсь с тобой математикой?
Исмаилов все так же молча уставился на нее, и она вынуждена была продолжить:
— На самом деле все не так уж и сложно. Нужно только понять логику… порядок действий… — Она запиналась и заикалась, но говорила и говорила, потому что боялась, что если остановится, то он скажет ей что-нибудь до того обидное, чего она, возможно, не сможет и пережить. — Понимаешь, есть формулы и несколько видов решений, надо только сообразить, к какому примеру что подходит, и тогда все последующее окажется всего лишь делом техники. И ты сможешь…
— И что ты потребуешь взамен? — перебил ее Сеймур.
— Что значит — потребую? — не поняла Люда.
— Ну… как мне с тобой расплачиваться придется? Чем?
— Ничем… — растерялась она.
— Безвозмездно, то есть даром, — проговорил Исмаилов гнусавым голосом совы из мультфильма о Винни-Пухе и отвратительно расхохотался. Потом вдруг без всякого перехода сделался абсолютно серьезным, жестко сказал: — А пошла ты! — грубо отодвинул ее локтем и вышел из гардероба.
Люда поняла, что ей все-таки ничего не остается, как стойко пережить его ничем не обоснованную грубость.
Через месяц Сеймур впервые вышел к доске и даже решил пример, простенький, правда, с точки зрения 9-го «А», но зато без помощи Антонины. Когда он получил за очередную самостоятельную три балла, обрадованная Люда опять не смогла удержаться и, забыв про оскорбление, улыбнулась ему и назвала молодцом. В ответ Исмаилов снова окатил ее ледяным взглядом и повторил любимое свое выражение:
— Да пошла ты!
Люда захлебнулась улыбкой. Если бы в классе было свободное место, она тотчас отсела бы от него, но другого места не было, и она осталась сидеть рядом с Исмаиловым. Она лишь отодвинулась от него подальше и решила считать, что никого рядом с ней нет. Как будто бы она, Люда Павлова, как и прежде, сидит одна, только ширина ее парты сократилась вдвое. Не так уж и страшно. Места же хватает. И вообще, весь мир постепенно переходит на одноместные парты.
Между тем школьная олимпиада по русскому языку и литературе наступала на школу широким фронтом, и 9-й «А» совершенно неожиданно для классной руководительницы принял в ней самое активное участие. Литераторше уже не приходилось нудеть о великом, вечном и гармоничном, потому что стихи, рассказы и произведения других жанров посыпались на нее нескончаемым потоком. Довольная этим, она уже предвкушала успех, который будет иметь «Евгений Онегин» у неожиданно проснувшихся от спячки математиков, поскольку все сданные ими работы были о любви, и в основном о безответной. Юлия Владимировна уже намечала, какие работы она пошлет на городскую олимпиаду, директриса благодарила Антонину Петровну за правильную и своевременную работу с детьми, а на сердце у классной дамы 9-го «А» было неспокойно. Ой, как не нравилась ей эта повышенная литературная активность математически одаренных детей! Любовь — чувство алогическое, ничего общего не имеющее с точными математическими выкладками. Ее дети не привыкли жить эмоциями. Всю свою сознательную школьную жизнь они провели с логарифмическими линейками, калькуляторами и таблицами Брадиса, рассчитывая, взвешивая, приводя к общему знаменателю, извлекая корни и завершая работы знаменитым выражением «что и требовалось доказать». Как бы эта неожиданно свалившаяся на их головы олимпиада пополам с Исмаиловым не поломала бы им жизни!
Надо сказать, что страхи Антонины Петровны имели под собой серьезные основания, потому что произведения о любви писали в основном девочки, а парни наливались огнедышащей злобой и готовились к решительным действиям против Сеймура Исмаилова, нарушившего покой их класса, как пишут классики — подобно камню, упавшему в воду.
— Надо просто дать ему в морду, и дело с концом! — выходил из себя Пашка Румянцев.
— За что? — усмехнулся Кондратюк. — За то, что наши девчонки с ума посходили? Мы сами же и виноваты!
— Да? И чем же?
— Тем, что не уделяли им должного внимания.
— Не понял! — угрожающе надвинулся на Влада Пашка. — Какого еще такого внимания мы им не уделяли? В кино водили? Водили! На дискотеках на танцы приглашали? Приглашали! На Восьмое марта всегда поздравляли? Поздравляли! На Новый год — тоже! И даже про дни рождения никогда не забывали! Вон позавчера Клювихе такого медведя подарили, девчонки из 9-го «Б» приходили смотреть! Чего им еще надо?
— Любви им захотелось, понял, Пашка? — Влад, сидя верхом на своей последней парте, поигрывал брелком в виде кубика Рубика и был грустен, как никогда.
— Можно подумать, что Исмаил им всем в любви объяснился! — продолжал возмущаться Румянцев. — Да он на них даже не смотрит! Ни на одну! Даже на Аринку! И потом… Его одного на всех все равно не хватит! Ишь раскатали губенки!
