Прометавшись какое-то время между телефоном и креслом, куда то и дело опускалась, вскакивала и садилась снова, Ника все же разрешила себе этим вечером не звонить, а еще раз получше отрепетировать речь, которую она уже заготовила для Стаса, чтобы завтра вечером она звучала убедительней.
Когда наступил завтрашний вечер, став сегодняшним, Ника решительно подошла к телефону, сказала себе: «Или сейчас, или никогда!» — и поднесла трубку к уху. Зычно аллекнул густой мужской голос. Больше всего Нике хотелось швырнуть трубку обратно на рычаг, но она заставила себя проговорить:
— Здравствуйте, попросите, пожалуйста, к телефону Стаса…
— Здравствуйте, барышня! Сейчас позову! — и мужчина, который, конечно же, был отцом молодого человека, Петром Егоровичем, так же зычно крикнул в глубину квартиры:
— Стасии-и-ик! Тебя-а-а-а к телефо-о-ону!!
После этого что-то клацнуло прямо Нике в ухо, и она поняла, что трубку положили возле аппарата. Дурнота подступила к самому горлу, когда она услышала, как Стас пеняет отцу:
— Сколько можно просить не называть меня Стасиком?! Мне не пять лет! И даже не десять!
— Ой, да ладно! Я ж любя! — весело отозвался отец.
Ника была уже почти в обморочном состоянии, когда Стас наконец взял трубку и сказал:
— Алло!
Невероятным усилием воли заставив свой голос не дрожать, Ника произнесла:
— Здравствуй, Стас… Я… Вероника Томилина… Ты меня не забыл? Мы вместе были в Китае…
Некоторое время трубка молчала, потом молодой человек глухим голосом, совсем не таким, каким пенял отцу, ответил:
— Я помню…
— Ну… если помнишь, то… может быть… мы сможем как-нибудь встретиться? — Ника почувствовала, что готова разрыдаться, если он вдруг откажет, а такое вполне могло случиться, ежели принять во внимание бабочкин полет в небо с ее пожеланием для Стаса.
Опять-таки после весьма продолжительного молчания, за время которого вся Ника покрылась отвратительным липким потом, Стас настороженно спросил:
— А зачем? Что-то случилось?
— Случилось… Да… Только давай встретимся, и тогда я тебе об этом расскажу…
— Это обязательно нужно? Без меня… тебе никак?
Сам того не подозревая, Стас нашел очень верное определение происходящему с Вероникой, и она поспешно за него ухватилась:
— Да! Именно! Мне без тебя… никак…
— Ну, что же… Где и когда?
— А когда ты можешь?
— Да хоть когда… Сейчас ведь каникулы…
— Тогда давай встретимся завтра… в Летнем саду… у порфировой вазы… Годится?
— Ну, хорошо, я приду… А в какое время?
— В двенадцать дня тебя устроит?
— Устроит…
— Тогда до встречи завтра?
— До встречи…
В эту ночь Ника никак не могла уснуть. На разные лады она представляла себе, как они встретятся со Стасом, и в конце концов с ужасом поняла, что заготовленная ею речь никуда не годится. Она начала придумывать новую, но все время сбивалась на мысли о том, что ей лучше надеть, чтобы не разочаровать молодого человека. Как там папа говорил? Любой мужчина или молодой человек девушке в джинсах предпочтет девушку в платье… Но у нее почти нет платьев. Она чаще всего ходит в джинсах и футболке, а в жару — в топике и шортах. У нее, конечно, есть совершенно открытый сарафанчик в мелкий красный цветочек и длинное платье с выпускного. Ни то, ни другое, явно не годилось. И чего она не позаботилась о платье раньше? Мама Алла ей обязательно купила бы. Она и так без конца предлагает купить Нике, как она говорит, «нежное девичье платьице». Как бы оно сейчас пригодилось! Но его нет как нет…
В результате мучительных раздумий Ника заснула около двух часов ночи совершенно измученной, так и не найдя ни нужных слов в своем воспалившемся мозгу, ни достойной такого свидания одежды в собственном шкафу.
Утром она проснулась поздно, почти в десять часов, и первым делом вынула из шкафа сарафанчик в цветочек, благо день обещали жарким. Покрутившись в нем перед зеркалом, Ника обозвала себя барышней-крестьянкой и быстро стащила его с себя через голову. В голубом выпускном платье без нарядной прически она выглядела смешно, как та же крепостная крестьянка, нарядившаяся в туалет своей госпожи. Но будет еще смешнее, если она заявится в Летний сад вся в локонах. С трудом сдержав слезы, в состоянии полного отчаяния Ника перемерила чуть ли не весь свой летний гардероб, но так ни на чем остановиться и не смогла. Все казалось ей блеклым, невыразительным, а главное — в стиле унисекс, который обругал отец. В конце концов времени на сборы и поездку в троллейбусе осталось так мало, что Ника вынуждена была все же нырнуть в сарафанчик, который не надо было гладить, поскольку он не мялся, быстро почистила зубы, провела щеткой по волосам и выскочила на улицу, так и не позавтракав.
В троллейбусе девочка начала успокаиваться: ну и пусть она сегодня не в лучшем своем виде! Стас в Китае видел ее по утрам вообще нечесаной и в халате. Да, но тогда она не хотела ему понравиться, а сейчас — хочет… Впрочем, если он еще по-прежнему в нее влюблен, то ему все равно, какой на ней сарафан и есть ли на лице косметика. А если влюбленность прошла? А если прошла, то одежда вообще не сыграет никакой роли. Ника приуныла. Может быть, она вообще зря пригласила Стаса на эту встречу? Если он даст понять, что она его больше не интересует, то ей только и останется что броситься в воды Лебяжьей канавки. Девочка передернула плечами, вслух сказала: «Бр-р-р!», потом покрутила головой, дабы удостовериться, что никто из пассажиров ее восклицания не слышал, поскольку она по своей привычке ехала стоя на задней площадке у окна. Нику действительно никто не слышал, так как у окна она находилась одна.
Переходя к Летнему саду по Нижнему Лебяжьему мосту, Ника посмотрела в воды канавки, опять сказала себе: «Бр-р-р!» и, уже не оглядываясь на прохожих, которые могли слышать это ее «Бр-р-р!», со всех ног поспешила к входу. В этот момент прогремел залп пушки с Петропавловки
[4], Ника поняла, что не опаздывает, и перешла на спокойный шаг — не надо, чтобы Стас видел, как она летит сломя голову.
У порфировой вазы стояли два молодых человека, но Стаса среди них не было. Ника взглянула на часы — она шла от мостика до входа в сад всего две минуты. Две минуты — это ерунда… Стас просто немножко опаздывает… Совсем чуть-чуть… Он, конечно же, сейчас придет, волноваться не стоит…
И, тем не менее, она волновалась. Очень волновалась, кусала губы и бесконечно заправляла волосы за уши, хотя знала, что такой вариант прически ей совсем не идет. Сначала пришла девушка к одному молодому человеку, стоящему рядом с ней, потом — к другому, после этого возле вазы воссоединилась семья с двумя детьми-близнецами, а Ника так и стояла одна.
