Мама прочла, закрыла дневник и ничего не сказала.
Меньше всего Серёжина мама была похожа на человека, который никогда в жизни не получал двоек и ничего не разбивал. Нет, она не производила впечатления бывшей отличницы и примерной ученицы. Да и что такое, по существу говоря, двойка? А что такое, если уж по-честному рассуждать, этот абажур под названием плафон? Пустяки, вот что это такое.
Серёжа стал ждать субботы. И как всякий человек, он не мог жить без всякой надежды. И он надеялся.
Вдруг мама не сможет отпроситься с работы: ведь у неё суббота часто – рабочий день. А вдруг она просто не захочет туда идти, на это собрание? Решит, что без неё там вполне обойдутся. Подумаешь, явка обязательна. А вот не пойдёт, и всё. Какой уж такой интерес на нём сидеть, на этом собрании? Скука, наверное, зелёная. Или мама вдруг про собрание забудет. Возьмёт и выбросит его из головы. Разве так не может быть? Очень даже может. Человек может забыть даже очень важное. Серёжа почти поверил, что мама про собрание забудет. Мало ли забот у мамы?
Суббота наступила очень быстро.
Мама пришла домой рано, надела свой самый нарядный костюм из золотых ниток и отправилась на собрание. Серёже она сказала:
– Из дому не уходи.
Дверь хлопнула, Серёжа стал ждать.
Он хорошо знал, о чём Нина Алексеевна расскажет его маме. Двойка по русскому и разбитая лампа под названием плафон. Ничего больше он не сделал плохого. И за эти две вины ему, конечно, попадёт – но что в этом страшного? Ну, влетит – не в первый раз в жизни. Почему же Серёжа так беспокойно мечется по комнате, выбегает в коридор, прислушивается к стуку дверей? И почему перед чем-нибудь плохим тоже бывает нетерпение? Скорее бы мама пришла, скорее бы всё это как-то кончилось. Хотя, если подумать, куда спешить? Серёжа сам не понимал. Он всё время смотрел на часы. Стрелки ползли медленно-медленно. Он поставил на газ чайник – вдруг мама сразу захочет пить чай? А она всё не шла. Чайник кипел вовсю, сыр на столе стал блестеть от жира и сворачиваться в корытца.
Хорошо тем, кто ждёт своих родителей около школы. Они там все вместе – Колбасник, Вовка, наверное, тоже. Девчонки. А Вовка удивляется – почему Серёжа не пришёл к школе. Вовка же не знает, что мама сказала – из дома не выходить.
Пойдут родители с собрания. Кого-то поругают, кому-то всыплют. Им лучше, потому что они ждут вместе.
И кто вообще придумал эти родительские собрания? Серёжа их всегда ненавидел. Когда дети жалуются друг на друга, это называется ябедничать. А когда взрослые жалуются на детей, это называется родительским собранием.
Серёжа махнул рукой, включил пластинку и решил больше не волноваться. Не будет, и всё. Он привязал бумажку к нитке и стал играть со своими кошками. Серёжа нёсся по квартире, а за ним – шуршащая бумажка, а за бумажкой – прыжками Паша, а за котёнком – Звёздочка. Весёлый тарарам. И пусть. Нельзя всё время предаваться печальным мыслям. Нельзя сидеть, оцепенев, и ждать плохого. Может, ещё ничего плохого и не будет. Вдруг мама не придаст такого уж большого значения этой несчастной двойке? И тем более – плафону. Подумаешь, большое дело – плафон. Возьмёт и простит мама. Скажет: «Что же ты, Серёжа, натворил? Больше так не делай». И всё, и забудет, и больше ничего об этом вообще не будет говорить. Разве так не бывает? Очень даже может быть! Эй, кошки, поймайте бумажку! Ему уже кажется, что сейчас самое главное – не дать Паше схватить бумажную мышь. Вовремя дёрнуть нитку, вовремя отскочить. А Пашка на своих не очень уверенных толстых лапах несётся изо всех сил и с разбегу проезжает по лакированному полу, как по льду. И короткий тонкий хвостик держит морковкой, а глаза у Пашки голубые, как у Звёздочки. И спинка жёлтенькая. Только у Звёздочки мех, а у Пашки почти пух – лёгкий, мягонький и всегда тёплый.
Притаился Пашка под шкафом, а Серёжа нарочно бумажку поближе подтаскивает – хватай, Паша, вот же она, коварная, хитрая мышь. Ты, Паша, отважный охотник на бумажки. Цапай её! Он, дурачок, выглянул одним глазом, вытянул лапу, напружинился – схватил! А бумажка, эта живая ловкая бумажка, которая на самом деле, конечно, мышь – уж Пашке-то это известно! – скакнула в сторону и смеётся над глупым котёнком Пашей. И Звёздочка смотрит снисходительно и мягко. Что взять с ребёнка? Вырастет, всему научится, гениальным будет. А пока, конечно, не так уж ловок, не так уж проворен. Вот и разъезжаются его слабые лапы. Смеётся Серёжа. Весёлый мальчик, Звёздочка рада, что пришла тогда именно к нему под дверь. Заботливый, добрый хозяин Серёжа. И Звёздочка погладила Серёжин тапок своим боком.
И тут дверь открылась, и мама пришла.
Она остановилась в дверях и смотрела на Серёжу очень долго, потом на Звёздочку, которая сразу отошла в сторону. На Пашу, который наконец схватил бумажку и делал вид, что сейчас её растерзает, потому что она мышь. Мама молчала, Серёжа вглядывался в её лицо, но ничего на нём не мог прочесть. Лицо было замкнутым. Она повесила пальто на вешалку. Золотой костюм делал маму совсем чужой, но главное, конечно, не костюм, а мамино лицо. И глаза смотрели на Серёжу холодно.
Когда Серёжа вырастет, совсем вырастет, и у него будут дети, он никогда не будет смотреть на них такими глазами. И никогда, что бы они ни сделали, у него не будет такого лица. Никогда и ни за что.
Серёжа выпустил из рук нитку и стоял перед мамой. Она отвернулась от него, выключила газ под пустым раскалённым чайником, сунула в холодильник тарелку с сыром. Всё это молча. Потом мама прошла в комнату, села на диван. Звёздочка отошла в дальний угол за шкаф, Паша, смекнув, что игры больше не будет, поплёлся за ней. Он был огорчён.
Мама смотрела в угол. Потом она сказала:
– Кошек чтобы завтра не было. Всё.
Серёжа даже не понял, о чём она говорит.
Как это – чтобы кошек не было, когда они есть? Кошка и котёнок, мама и сын, Звёздочка и Паша. Как же может быть, чтобы их не было? Они бегают, спят, едят, смотрят. Как же может их не быть?
Мама ушла в кухню, открыла кран, наливала воду в чайник.
Вдруг крикнула:
– Кошки на уме? А мать позорься на собраниях? Никаких кошек! Моду завёл! Ещё и простыни за кошками стирай!
– Мама! – тоже громко кричит Серёжа. – Мама, ты что? Послушай! Плафон можно заменить! Двойку можно исправить! При чём здесь кошки? Послушай же!
Она не слушала. И не видела, что он плачет.
«Даром преподаватели время со мною тратили…» – пела пластинка. Серёжа сам не замечал, что плачет.
Мама сказала:
– У меня не кошачья ферма.
В этот вечер Серёжа понял: самое страшное – когда кричишь, а тебя не слышат.
Защищайтесь, сударь!
Таня идёт из школы, размахивает портфелем и ловит ртом летящие навстречу снежинки. До чего весело, когда идёт снег. Маленькие такие красивые звёздочки садятся на рукав, на варежку, на воротник. А если на некоторое время высунуть язык, то на язык.
