У Кирилки тоже пеклись пироги. Таков был обычай в этом заводском поселке: по воскресным дням все хозяйки обязательно занимались пирогами.
На примусе стояла алюминиевая миска с подсолнечным маслом. Масло кипело ключом, а Кирилкина тетка опускала в него пироги.
Ее сын Генечка стоял возле нее и двумя руками запихивал в рот горячий пирог. Он обжигался и урчал, как щенок. А масло стекало по его подбородку прямо на рубашку.
— У, негодный, — нежно ворчала тетка, — только одела во все чистое…
Кирилка сидел на своем любимом месте возле окна и тоже жевал пирог. Он думал: вот как удивительно устроено — тетка опускает в горячее масло пирожки, плоские, как лепешки, а вытаскивает огромные и пузатые. И как они сами по себе так надуваются?
И еще Кирилка думал, что после чая с пирогами он сбегает к Вовке. Раз дядя дал сорок копеек, можно вместе сходить в кино.
«А может, и Петя с нами?» — вдруг подумал Кирилка и вздохнул.
С Вовкой хорошо дружить, но втроем было лучше.
— Оглох, что ли? — услыхал он вдруг теткин голос. — Третий раз говорю… Сбегай в гастроном.
Кирилка поднял на тетку глаза.
— Вот деньги… Пять рублей — других нет! Купишь чаю. Самую махонькую пачку бери, за пятнадцать. Понял?
Глава восемнадцатая
Открытие в гастрономе, или В воскресенье днем
Когда Кирилка уже выходил из дому, тетка вдогонку крикнула:
— Смотри сдачу не растеряй!
В гастрономе Кирилка подошел прямо к отделу штучных товаров и сказал продавщице:
— Тетя, дайте самую махонькую пачку чая за пятнадцать копеек.
Так ему велели дома.
Но продавщица как раз в этот самый момент занималась гражданином в кожаной ушанке. Этот гражданин никак не мог решить, что ему взять — две пачки папирос, одну плитку шоколада и персиковый компот или наоборот: одну пачку папирос, две плитки шоколада и совсем не брать компота. Продавщица была так занята этим вопросом, что не обратила на Кирилку ни малейшего внимания.
Но Кирилка, как можно дальше протягивая руку с деньгами, настойчиво твердил свое:
— Тетя, дайте самую махонькую пачку чаю за пятнадцать копеек…
Тут продавщица заметила наконец нового покупателя и сердито на него прикрикнула:
— Подождешь! У меня не десять рук…
Нет, Кирилка и не думал, что у продавщицы десять рук. Две руки, только две руки у нее было. Это он отлично видел.
— Хорошо, — сказал Кирилка, — я подожду…
Он был на редкость сговорчивый мальчик.
И вот, пока продавщица, щелкая на счетах, подсчитывала, сколько причитается за три пачки папирос, коробку мармелада и банку фаршированного перца (это было последнее и окончательное решение гражданина в кожаной ушанке), Кирилка прилежно разглядывал все, что лежало под стеклом на прилавке.
Сначала он рассмотрел все банки с консервами и компотами. На рыбных были нарисованы рыбы разных пород, на овощных — всякие овощи, на фруктовых — красивые фрукты…
В общем, это было не так уж интересно.
Правда, его несколько удивила стеклянная банка с роскошной ярко-розовой розой. Он прочел на ней: «Розовое варенье». До сих пор Кирилка был убежден, что розы только нюхают. Но оказывается, их еще и едят! И Кирилка твердо решил попробовать, каковы на вкус эти самые розы. А вдруг они слаще леденцов и ароматнее ирисок?
По кулькам с мукой и крупой, по коробкам с лапшой и вермишелью Кирилка лишь скользнул взглядом. Ничего интересного не было в этих предметах.
Вот конфетные коробки — другое дело!
И Кирилка, наскоро оглядев чай, красиво уложенный за стеклом, собирался было перейти к созерцанию великолепного ледокола на одной из коробок, и тут…
У Кирилки сразу потемнело в глазах. И хотя он протер глаза кулаком да еще два раза потер рукой стекло витрины и даже прижал нос к этому стеклу, все равно перед ним пирамидкой лежали кубики чая, и на каждом из них…
Тем временем нерешительный гражданин в кожаной ушанке расплатился, получил свои покупки и ушел, а продавщица вспомнила наконец о своем другом покупателе.
— Ну, — сказала она, — чего тебе? Давай деньги…
Но Кирилки давно и след простыл; его не было ни возле прилавка штучных товаров, ни в самом магазине.
Он мчался к Вовке, до того взволнованный и — даже больше — до того потрясенный, что пролетел бы мимо Вовкиного дома, если бы сам Вовка не сидел в это время верхом на заборе.
— Эге-ге, Кирилка! — заорал Вовка, увидав приятеля. — Ты куда?
Кирилка остановился.
— Слезай с забора! — приказал он Вовке.
— А куда пойдем? На каток или еще куда?
— В гастроном…
— В гастроном? — удивился Вовка. — Чего мы не видали в гастрономе?
Однако, перекинув ноги, соскочил с забора.
— Слушай!.. — Кирилка сложил ладони трубочкой и зашептал Вовке на ухо.
— Нет, — решительно и громко заявил Вовка, — с ним я больше не вожусь… Ну его!
Но Кирилка настойчиво продолжал нашептывать, не отнимая от Вовкиного уха своих ладошек. И по мере того как он шептал, у Вовки менялось выражение лица.
Сначала оно стало злорадным:
— Ага! Так ему и надо!
И Вовка стукнул кулаком по забору. Потом его лицо стало не только удивленным, но даже несколько расстроенным:
— Все на одну? Врешь!
Постепенно оно стало сердитым, и, грозя кому-то невидимому кулаком, он вскричал:
— Мы ему еще покажем!
Затем мальчики побежали в гастроном и там долго смотрели на витрину штучного отдела, где за стеклом пирамидкой лежал чай разных сортов.
При этом Кирилка твердил, тыча пальцем в стекло:
— Точь-в-точь… Точь-в-точь… прямо вот с этой пачки.
Вовка же мрачно хмурил свои черные брови и хриплым баском повторял:
— Мы ему покажем! Будет знать. Дрянь! — Тут продавщица не выдержала:
— Сейчас же уходите из магазина! Как вам не стыдно! Целый час стоят и бранятся.
Кирилка вспомнил про теткино поручение и, почтительно протягивая пять рублей, сказал:
— Мы покупаем. Дайте, пожалуйста, самую малюсенькую пачку грузинского чаю. Только, пожалуйста, за пятнадцать копеек…
— Куда же ты убежал? — спросила продавщица, узнав в рыженьком Кирилке своего второго покупателя. — Не мог подождать, пока я получу деньги с того гражданина? Вот чай…
