А как интересно было на уроках! Скажем, на уроке письма. Особенно когда они стали писать не палочки, а самые настоящие буквы.
Во-первых, писать приходилось чернилами. И не простыми синими, какими пишут папа и мама, а темно-фиолетовыми.
Во-вторых, нужно было очень следить, чтобы с пера на тетрадь не шлепались кляксы.
В-третьих, писать необходимо было не как-нибудь, а по косым линейкам и чтобы каждая буква стояла навытяжку, руки по швам.
И, наконец, самое главное — писать полагалось с нажимом.
Ого, этот нажим! Он делал прямо чудеса.
Взять хотя бы кружок. Без нажима — никакого вида. Кружок как кружок. Но стоило сделать хороший нажим на одной стороне этого кружка — и сразу получалась великолепнейшая буква О!
А на уроках чтения!
Петя и до школы умел читать. Он научился еще в прошлом году и даже читал толстые книги, вроде «Острова сокровищ», где было очень много пиратов. Но в классе было совсем другое!
Подумать только, как мало на свете букв, а сколько из них можно составить слов.
Ма-ма. Ра-ма.
Па-па. Ла-па.
Лам-па… И еще множество других.
На уроках арифметики Клавдия Сергеевна часто вызывала к доске.
От десяти отнять семь, сколько будет? Очень просто. В одну секунду можно сосчитать в уме: три!
Но какое же сравнение, когда это приходилось делать на доске! Мелок то и дело падал на пол. Поднимешь его, а пальцы становятся совершенно белыми, будто их специально окунали в зубной порошок. От пальцев и вся рубашка покрывалась меловыми разводами, и сразу можно было понять: человек отвечал у доски.
А какие цифры можно было писать! Каждую величиной со стул, и даже больше.
…Как-то, придя домой, Петя сказал:
— А меня опять вызывали к доске…
Он сообщил об этом, как о самом пустяковом событии, даже слегка небрежно. Но мама-то отлично понимала, как хочется Пете, чтобы она расспросила его обо всем поподробнее.
— А что ты отвечал?
— Решал примеры.
— Правильно решил?
Но Петя ответил уклончиво:
— Еще не знаю… Клавдия Сергеевна никому не выставляла отметок…
— Но все-таки, — настаивала мама, — ты знал или нет?
И снова ответ прозвучал туманно и непонятно:
— Не знаю… Может, Клавдия Сергеевна «плошку» поставит, может, «песика», а может, «хор»…
Мама удивилась:
— Погоди, что это за «песики»? Впервые слышу!
Петя снисходительно улыбнулся: какая мама смешная! Ну откуда же ей знать о таких вещах? Ведь она, должно быть, училась при царе!
И, стараясь не показывать своего превосходства, Петя объяснил: «песики» — это «посредственно» или тройки, а «хоры» — это «хорошо» или четверки, а «плошки» — это «плохо» — самые обыкновенные двойки…
— А ты что, рассчитываешь на двойку? — не отставала мама.
Но Петя твердил свое:
— Не знаю… Клавдия Сергеевна сказала, что отметки…
А через несколько дней, вернувшись из школы, Петя буквально ворвался в переднюю:
— У меня три пятерки! Целых три пятерки! Не веришь? Смотри! — кричал он и совал маме свои тетрадки, чтобы она поглядела, какие хорошенькие круглые пятерочки выставила ему Клавдия Сергеевна. — И за чтение, и за письмо, и за арифметику…
— А говорил, что будут «плошки», «песики», — разглядывая первые Петины отметки, сказала мама. — Где же?
— Ты разве… — Петя с удивлением смотрел на маму. — Ты разве хотела?..
— Да нет же, нет! — засмеялась мама. — Глупый! Только зачем же было пугать человека разными там «плошками» и «песиками»?
Однажды утром, вбежав в класс, Петя и Вовка увидели на своей парте, как раз на том самом месте, где обычно сидел Вовка, какого-то совершенно незнакомого мальчика. Причем мальчик этот расположился на Вовкином месте, как у себя дома. В ложбинку для перьев он положил карандаш и ручку, а книги и тетради, видимо, убрал внутрь. Поставив оба локтя на крышку парты и обхватив ладонями щеки и подбородок, он тихонько разглядывал ребят.
Одним словом, по всему было видно, что новенький устроился здесь прочно и не собирается уступать этого места ни Вовке, ни кому-нибудь другому.
Ну можно ли было стерпеть такое неслыханное самоуправство! Вова и Петя переглянулись и мгновенно оба кинулись на защиту своего места.
— Выкатывайся! — крикнул Вовка, грозно надувая красные щеки. Нашелся… тоже!
— Сейчас же… сию минуту убирайся! — кричал Петя, тоже наступая на мальчика. — Сейчас же!
От такого натиска даже мужественного человека бросило бы в дрожь! А мальчик был маленький, бледный, с тонкой шейкой и перепуганными глазами. Неудивительно, что его сразу затрясло. Он торопливо вскочил. Стал собирать книги, тетради, карандаши… Все это принялся завертывать в газетную бумагу. Его веснушчатый носик морщился. Он моргал, кажется, собираясь заплакать. Стал бочком вылезать из-за парты!
А Вовка, едва лишь мальчик освободил место, сразу пришел в благодушное настроение. С видом победителя он легонько щелкнул новенького по затылку и, не теряя времени, принялся выкладывать из портфеля книги и все остальное.
Довольный тем, что все обошлось сравнительно легко, без тумаков, мальчик нерешительно топтался со своими пожитками между партами, не зная, куда деваться.
В это время в класс вошла Клавдия Сергеевна.
— Ты почему встал? — спросила она, подходя к новенькому. — Раз я тебя посадила, — значит, и сиди.
— На моем месте? — с возмущением вскричал Вовка. — А я куда же?
Клавдия Сергеевна быстрым взглядом окинула класс. Проговорила:
— Теперь ты будешь сидеть на третьей парте. Рядом с Таней Тихоненко.
Вовка сердито засопел. Не хочет он уходить со своего места. Не хочет, и все! Почему именно он? К тому же на одну парту с девчонкой… Где же справедливость?
Но Клавдия Сергеевна внимания не обратила на расстроенное Вовкино лицо. Как ни в чем не бывало продолжала:
— Митя Федоров, ты сядешь на вторую парту… С последней тебе плохо видно. И я тебя тоже не совсем хорошо вижу… А вот Катя Лялина сядет на Митино место. Ведь она у нас самая высокая!
И не успели они оглянуться, как Клавдия Сергеевна рассадила их всех по-новому. И вот ведь как у нее получилось: самые смирные уходили к самым разговорчивым, озорники оказались соседями тихонь, а прилежные и аккуратные ученики попали рядышком с лентяями.
Но всего этого Петя, конечно, не заметил. Он был удручен не меньше Вовки. Подумать только: они просидели рядом чуть ли не целых пять дней — и вот, нате вам! — ни с того ни с сего их вдруг взяли и разлучили.
