Книга Мандариновые острова, страница 8. Автор книги Николай Назаркин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Мандариновые острова»

Cтраница 8

А в седьмой чай пили. С конфетами. Это я ещё из дверей увидел, потому что стол у них в палате не как у нас, в углу, а прямо посередине, у окошка. Ну, и они там все втроём сидели и пили чай.

Чай, понятно, Зинченко достал. Ему на кухне всегда дают. Прямо целый чайник дают, уже заваренный. Мне вот фиг дадут, несправедливо! Я вздохнул, в дверях развернулся и обратно поехал. Не совсем обратно, конечно, а к холодильнику. Потому что «Вечерний звон» я в холодильник убрал: они когда холодные — вкуснее в сто раз, как я думаю. «Белочки» и прочие я уже съел, так что оставались только эти. Самые вкусные. Я всегда самые вкусные на потом оставляю. Даже когда, допустим, котлету с картошкой ем, то стараюсь, чтобы котлета на последний укус была. В самом конце. Под компотик.

А Пашка, например, наоборот — котлету съест и сидит, пюре по бортикам размазывает. Никакого у него удовольствия в будущем. Одно пюре.

Так что я свои конфеты достал и опять поехал в седьмую. К чаю.

Зинченко как «Вечерний звон» увидел, так сразу — хоп! — чуть не с обёрткой в рот засунул. И тут же мне свою запасную кружку отдал с чаем. Он не жадный, вообще-то, просто такой… Как сестрица Александра говорит — «непосредственный».

Мандариновые острова

Пашке с Толиком тоже досталось по конфетине. Их же три было. Толик на меня взглянул так… вопросительно, но я только рукой махнул. Всё понятно, я же привёз, значит, и самому досталось. Как-нибудь. Ну да ладно, у них там ещё вафли были, молочные, так что вафлю взял. Ничего так. Хрустят.

Пашка сразу стал свою фольгушку — ну, от конфеты, — ногтем разглаживать. Он из них потом плащи делает. Для рыцарей. Золотые и серебряные. Ничего так получается, только трудно в мешок убирать — они рвутся. Не рыцари рвутся, конечно, а плащи. Приходится новые делать или пока на тумбочке выстраивать, если жалко. Только долго на тумбочке не простоят — какая-нибудь нянечка обязательно норовит всё в ящик смахнуть. Или Зоя Алексевна, сестра-хозяйка, разорётся. Мешают они им прямо. Непорядок. Как же. Лучше бы тараканов потравили. Как я думаю.

Пашка ещё у Толика фольгушку взял. Ну, а мы ещё по вафле. Это Пашкины вафли были, оказывается. Когда ещё по кружке выдули, Пашка наконец спросил:

— Чего это у тебя там?

Уф! я думал уже, никто и не спросит! Я специально картинку на коленях держал пустой стороной вверх. Для интриги.

— Да так, — говорю. И картинку им показываю.

— Фью! — присвистнул Зинченко. — Ничего себе детское народное творчество! Это они чего, с обезьянами воюют?

С обезьянами?! Я сам ещё раз на картинку посмотрел внимательнее. Точно, они — ну, эти… женщины как раз с обезьянами воюют! В первый раз я даже не увидел. Отвлёкся, наверное, на что-нибудь.

Пашка с Толиком только смотрели, а Зинченко всё продолжал комментировать:

— Не, ну ты глянь, как сцепились! Это ж уже вам не какая-нибудь живопись, — он даже ударение в этой «живописи» на последний слог поставил, прикольно, надо будет тоже так говорить. — Да, это не Репин с Айвазовским! Это прямо в учебник биологии надо. Происхождение человека, по Дарвину.

— Какое происхождение? — переспросил Пашка.

А я ничего не переспросил, потому что понял, что Зинченко про… ну, это… ну… понял, короче.

— Такое, — совсем развеселился Зинченко и начал картинку во все стороны вертеть. — От обезьяны происхождение!

Толик тоже, конечно, всё давно понял, а теперь и до Пашки дошло. Он хихикать начал.

— Вот ты, Шосс, — продолжал Зинченко, к Пашке по фамилии обращаясь, как в школе какой. Тоже мне, учитель нашёлся. — Вот ты, дарагой, от кого хотел бы происходить, от Шимпанидзе, да? — у Зинченко даже «Щимпанидзэ» получилось. — Или от Макакяна? Или не, таки наверное от Абрама Гутана?!

Шуточки у Зинченко — ну детсадовские! Доисторического периода, в смысле. Раннего триаса. Третичного. До нашей эры. Мы ещё давным-давно, осенью, в сентябре даже, так в классе развлекались.

— Он-то, допустим, от Гиббонса произошёл, — подчёркнуто лениво сказал я. — А я, значит, допустим, от Гавриллы. А вот кое-кто… кое-кто прямо от Гамадриленко!

Хо-хо, гаврилла, то есть горилла, конечно — это классная зверюга! Кулачищи — во! Одним ударом льва в лепёшку превратит! И гиббон — тоже ничего так, симпатичный. Не то что гамадрил зачуханный!

— Чего это Гамадриленко? — вскинулся Зинченко.

— Ну, — сказал я, словно передумался. — Тогда от Павианенко…

Потом чуть-чуть подумал, то есть вид, конечно, сделал, что подумал, и добавил:

— Павианенко-Красножопенко!

Толик с Пашкой уже ржали, у Пашки даже слёзы на глазах были от смеха. А я сидел, как будто ничего. Зинченко надулся сначала, но долго не выдержал и тоже заржал. И картинку на стол бросил:

— Ладно, дети, развлекайтесь, а я пошёл!

И пошёл. Дети! Тоже мне… К Валечке своей небось пошёл, к сестричке с пятого. Все знают, вся больница, что они там в процедурке… целуются, когда никого нет. Ну и подумаешь! Происхождение видов…

Я ещё раз на картинку посмотрел, и чего-то мне стало неохота её перерисовывать, как собирался. Так что я вздохнул и съел ещё одну вафлю. И Пашка с Толиком тоже съели по вафле. И ещё по одной. Тут вафли с чаем кончились, и я повёз картинку обратно. Вале… то есть Вальке Дубцу. Пусть заканчивает. Если хочет.

А хорошо бы на острове кладбище доисторических зверей обнаружить! Эласмотериев, допустим…


Следы бурного геологического прошлого острова, в виде отвалов и скосов породы, насыщенной костями древних обитателей Земли, то и дело попадавшиеся на глаза, совершенно покорили наших героев.


Мандариновые острова
Глава шестая
И ваших нет!

Туруханова привезли! Ну, Лёшку Туруханова. Положили, в смысле. Ещё ночью, оказывается.

Новость принес Славка-Тигр. Он нёсся по коридору нам навстречу и кричал, как чокнутый какой:

— Слушайте, слушайте! Анекдот хотите?

И тут же воздуху полную грудь набрал, чтобы рассказать. Я даже глаза на потолок поднял. Славкины анекдоты — это же ужас детсадовский! Древней, чем череп мастодонта и эласмотерия. Вместе взятые. Просто неприлично такое рассказывать уже. Ну, а чего можно от третьеклассника ждать?!

— Во, слушайте! — выдохнул Славка и затараторил. — Тарас Бульба, значит, говорит своему сыну: «Чем я тебя породил — тем тебя и убью!»

И сам тут же залился искренним смехом. Смех у Славки заразительный, сразу улыбнуться хочется. Я не выдержал, тоже улыбнулся. А потом спросил, ну, для порядку:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация