- Тогда ты пришла не по адресу, - нехорошая ленивая усмешка скривила его губы, так же он улыбался, когда однажды пьяненький сосед ухватил меня за зад, и вывез что-то скабрезное, он продолжал улыбаться ломая ему руку и выбивая зубы, - Я не рассеиваю страхи, я их умножаю.
Руки сжались на талии, и он снова погрузился в меня с той же резкостью и силой. И в тот момент, когда я закусила губу, удерживая внутри очередной крик, Кирилл изменился. Только что со мной был мужчина, а секунду спустя - демон. Хозяин серенных пределов принял свой истинный облик.
Грубая чешуя цвета пепла заменила кожу. В прошлый раз она показалась мне ледяной, сейчас - обожгла одним прикосновением. На пальцах вытянулись когти, один из них проткнул кожу над грудью, потекла кровь. Черты лица заострились, волосы превратились в тонкие стальные иглы. На меня узкими вертикальными зрачками белесых глаз смотрел хищник. Он склонил голову и коснулся шершавым языком только что нанесенной раны, слизывая алую кровь, одновременно двигаясь внутри меня. И это ему нравилось.
Больше не было притворства в угоду слабому человеку, он стал собой. Я должна была завизжать. Он ждал этого. Должна была забрыкаться, и тогда бы он с удовольствием закончил начатое. Закончил урок, который решил преподать.
Я впервые видела его столь близко, и впервые по-настоящему, во всей неприкрытой грубости и чуждости. Он двинулся, проникая глубже, и наслаждение, все такое же острое пронзило меня с удвоенной силой. Я ничего не могла поделать с этим, да и не хотела. Телу, стоящему на грани срыва не было дела до масок и обличий.
Над ухом раздалось ворчание, на меня смотрел зверь, но на этот раз в его нечеловеческих глазах не было злости, в них было удивление. Он хотел даже отстраниться, но я не позволила. Это потом мне наверняка станет хреново и стыдно, потом я сама себе поставлю кучу диагнозов, и поклянусь, что больше никому никогда такого не позволю.
Шершавый язык скользнул по скуле, наши сплетенные тела качнулись.
Или буду вспоминать сладость того, что происходило сейчас раз за разом, мечтая о продолжении.
Рукой, я коснулась его спины, царапая чешуей ладонь, но едва замечая это. Приподняв голову, я с обреченной решимостью, прижалась к твердым губам. Да, решение было принято, и давно.
Святые, какой он был неправильно горячий, какой сильный, какой недосягаемый. То, что произошло дальше, не поддавалось логике, ни моей, ни его. Мы просто вцепились друг в друга, и я забыла, кто из нас зверь, а кто человек. Сердце билось как сумасшедшее, грудь приподнималась, прижимаясь к чешуе, кровь текла, бедра дрожали, встречая каждое движение. Крики чередовались с рычанием. Что-то обвило запястье и с силой прижало руку к простыне, и я без всякого удивления увидела извивающийся хвост. Костяной наконечник лег в ладонь, вот он был прохладным.
Если бы сейчас он попросил у меня душу, я бы отдала, не задумываясь. Но Кириллу было не до сделок. Сегодня впервые в сумасшествии участвовали двое.
Он, подхватив меня когтистой лапой, прижался губами к ране, втягивая кровь, одновременно врываясь в меня так глубоко, как только можно. Кричать я уже не могла, только дрожать и судорожно ловить ртом воздух.
По телу волной прошлось удовольствие яркое и чистое, как нарождающееся утреннее небо. Ответом был глухой рык, и точно такая же дрожь горячего тела.
С минуту Кирилл смотрел на меня, а, потом, не говоря ни слова, откатился в сторону. Сразу стало холодно. Маски действительно были сброшены.
Звякнуло стекло, я приподнялась, в комнате снова был обнаженный мужчина, наливавший себе что-то из графина с красной жидкостью. Вино? Кровь? Сок? Вряд ли последнее.
- Выпьешь? - не оборачиваясь, спросил Кирилл.
- Нет, - я завернулась в простыню, теперь нагота казалась излишней, почти постыдной, но только своя, не его.
- Тогда сделай одолжение, исчезни.
- Кирилл я...
- Убирайся, - он чуть повернул голову.
И я мгновенно потеряла голос. Седой не был зол, он был в ярости. Я видела ее в резко очерченных скулах, в сузившихся глаза, в пальцах сжимающих стакан так, что он того и гляди лопнет, слышала в голосе. И самое страшное, что злился он даже не на меня, а скорее на себя за потерю контроля.
- Как же я устал от этой ереси, - стакан треснул, в стороны осколками брызнуло стекло, - так и тянет закончить все одним махом.
Я встала, прижимая простыню к телу, и быстро вышла, практически выбежала. Вот так выглядит счастливый финал сказки в нашей тили-мили-тряндии. Все живы, и это уже не мало.
Я даже почти успела дойти до своего крыла, почти вошла в комнату с холодной кроватью и сбившимся бельем. Но в двух шагах от двери на меня накатило, догнало то, что я надеялась оставить в спальне Кирилла, то из-за чего он бьет стаканы. Ноги ослабели, и я упала на графитовый пол, стараясь унять головокружение.
Что я только что сделала? Чем занималась? С кем? Глупые вопросы - глупые ответы. Страшным было не то, что моего тела касался нечеловек, я уже давно не обманывалась на его счет. Страшным было то, какое удовольствие я от этого получила.
Никогда не испытывала пристрастия к боли, черной коже, плеткам и прочим атрибутам странной жизни, о которой я знала лишь из паршивых фильмов. Никогда не мечтала стать той, что кричит от наслаждения, когда ей пускают кровь. Но ведь кричала же, только что, когда внутри меня двигался зверь.
Я отняла руки от груди, на светлой простыне расползалось кровавое пятно. В горле заклокотало, и меня вырвало. Все вокруг кружилось, камни стен, проемы дверей. Я вытерла рот простыней и прислонилась лбом к прохладному полу.
Разве может кто-то вроде меня назваться человеком? Ответ давно известен. Наверное, с того дня, как я даже не поинтересовалась именами тех, кого убила моя дочь в первую охоту. Именами обычных людей, скорее всего не очень хороших, тех, кого не будут искать, преступников, проституток, алкоголиков, бомжей. Но кто дал мне право выбирать достойных жить или достойных умереть?
Плеча легонько коснулись, и я с трудом подняла голову. В коридоре стояла карка, распорядительница обедов, кажется, или еще кто. Помню, как она танцевала в ночь убийства Прекрасной, тогда ее глаза сияли. Прямо как сейчас.
- Вставай, - скомандовала женщина, подавая руку, - Давай, можно подумать ты первая, кто выползает на четвереньках из его спальни. Вымоешься, поспишь и выпросишь подарок, - она помогла мне подняться, - Главное не продешеви. Я, например, получила работу. Мммм... как же сладко здесь пахнет.
Я развернулась и похолодела, молодая женщина улыбалась, как может улыбаться только абсолютно счастливый человек.
- Помочь дойти?
- Обойдусь, - прохрипела я, отшатываясь.
А она рассмеялась, обхватила себя руками и вдруг закружилась.
"Последний раз, когда карка танцевала, убили Трифона Седого и Нинею", - так сказал бессмертник, смерть которого была на моих руках. Человек ли я? Не думаю. Это давно уже просто значимое слово.
