Мой дом стоял на прежнем месте, крыша с правой стороны была чуть опалена, снег успел частично растаять, поперек дороги валялся чей-то труп, второй день валялся, но особого интереса не вызывал. Весна только началась, холод частично сковывал запах.
Я посмотрела на дом Веника и толкнула свою дверь. Все изменилось. Не только Юково, а все.
Дом пах сосной, подгорелым хлебом и водой, словно где-то рядом развесили влажную после стирки одежду. И еще вернувшись из небытия он стал чужим. Я прошла в спальню. Кровать, шкаф, постеры на стенах. Почему раньше они казались манящими и загадочными?
Я провела под этой крышей одну ночь. Пялясь в потолок и разглядывая картинки курортов в темноте. Поняла одно простую вещь, мне придется заново привыкать к этим стенам, учиться заново любить их, стремиться под их сень.
Стараясь отогнать разочарование, спустилась в подвал, третий раз за последние сутки. Полки были на месте, диван тоже, подушки, книги, почти все как я оставила, если забыть, что прямоугольное помещение давно стало семигранником, если забыть, что на стене еще недавно горел знак опоры, если забыть...
Воздух вышел сквозь стиснутые зубы. Подвал стал просто подвалом, и на стене не было запертой дверцы сейфа, от которого никто не знал шифра. Дом больше не ждал чистого человека.
"Хватит скулить" - одернула я себя. Пусть сейчас все кажется чужим, но именно так и было, когда я в первый раз пришла на стежку. Так будет и снова. Я со злостью бросила подушку в стену, та ударилась о камень и плюхнулась на пол.
- Это мой дом! По-прежнему мой, - рявкнула я в темноту и тут же почувствовала изменение, сдвиг в реальности.
Знаете, так бывает, если завязать шнурки и резко выпрямится, комната, словно плывет в сторону, краткий миг головокружения, который проходит через секунду. Мир мигнул и чуждость исчезла, комната снова стала семиугольной, а на стене обжигающим глаза огнем полыхнул мой знак, тот самый ромбик на ножках, руна чистого человека. Мгновение похожее на вспышку, мгновение откровения. А потом комната снова стала вытянутой. Но и мига было достаточно. Связь с домом все еще была тут, просто ушла в тень. Я улыбнулась, первый раз с тех пор, как вернулась в Юково.
- Нет, - я наклонилась, подняла подушку и уложила обратно на диван, - Дом вы у меня не отберете.
Запах можно выветрить, обои переклеить, постеры заменить на фото. Много всего можно сделать, чтобы угодить новым органом чувств. Я сделаю этот дом своим.
Бегом поднявшись по лестнице, я с куда большим интересом осмотрела гостиную, стол стоящий посередине, две чашки с давно остывшим чаем, рассыпанный сахар, словно кто-то неловко зачерпнул его из сахарницы и уронил ложку, банка варенья. Марья Николаевна пила чай, когда в Юково вошли южане. Часть вины за то, что случилось позднее, лежала на мне. Я искупалась в источнике, сняв магию защиты, со своего амулета, магию, которая рухнула, когда убрали одну их опор.
Дверь чулана была открыта, осматривать там было особо нечего, телевизор, кровать и бежевое покрывало. Я сделала шаг и задела ногой сверток, стоящий на полу у стены. Что-то квадратное замотанное в тряпки со стуком упало. Я подняла пахнущий старой краской сверток, пальцами чувствуя твердую поверхность простенького оклада, и села на кровать. Не нужно быть провидцем, что бы понять, что там. Я положила находку на колени и откинула первый слой ткани, пальцы чуть закололо, словно они коснулись гудящего и вибрирующего холодильника.
И поняла, что уже не одна, в мой дом зашел посторонний человек... вернее даже двое. Первый пах бумагой, а второй почему-то теплым хлебом, и пусть оба двигались абсолютно бесшумно, я почему-то была уверена, что они не делают попытки скрыть свое присутствие.
- Не стоит этого делать, - в каморку заглянул Семеныч, - Вместо двух лежачих калек у нас будет три.
- Или четыре, - добавил второй, он не заглядывал в комнату, но я узнала этот чуть напевный, добрый голос, Семеныч притащил с собой баюна.
Меня неприятно кольнули воспоминания, и находящийся в гостиной сказочник тут же это почувствовал и рассмеялся:
- Ну же, я не бросаюсь на людей без предупреждения.
- Еще вы сцепитесь, будто мало у нас потерь, - пробормотал старик, уходя в гостиную, - К закату потеряем еще двоих.
- Никаких подвижек по артефакту? - спросила я, отбрасывая сверток и выходя следом за старостой.
- Нет. Что это было, знают только южане, - он достал из кармана плоский железный кружок, так похожий на большую шоколадную монету, завернутую в серебристую фольгу. Кружок был сломан ровно посередине, на месте разлома металл был почерневшим и выгоревшим.
- Только южане, - повторила я.
Ленник стоял у стола и, так же как и я совсем недавно, рассматривал стол с чашками.
- Твоя бабка лихо махала картинкой, все попрятались, даже наши, особенно когда она что-то запела, - улыбнулся сказочник.
Я прошла мимо, снова оказываясь в собственной спальне, стараясь отмахнуться от грызущего чувства вины. У него были острые зубы и оно быстро откусывало у моего самообладания кусок за куском. Я распахнула шкаф, вытащила брюки, проверила карманы и отбросила, потом достала платье.
- Да, где же она? - пробормотала я, продолжая рассматривать вещи.
- Ты не настоящая нечисть, если сперва не калечишь, а потом не зализываешь раны. - правильно истолковал мои эмоции баюн.
- Может и не настоящая, - я достала, наконец, те брюки. В заднем кармане лежал давно забытый картонный прямоугольник. Он пережил несколько стирок, но цифры были вполне читаемы, - Может тут все не настоящее, даже вы. До сих пор не все вверят, что стежку выдергивали из мира. - я подняла валяющийся на покрывале серебряный стилет и вернулась в гостиную.
- Для того чтобы поверить достаточно выйти в сеть и посмотреть на календарь, - вставил Семеныч, - Южане напали в январе две тысячи двенадцатого, а следующим утром наступил уже апрель две тысячи тринадцатого. Нас не было больше года по внешнему кругу, - он передернул плечами, - Больше года в пустоте - одна поганая ночь.
- Как это было? - спросила я, доставая телефон.
- Не могу описать, - ответил старик, - Но так ли много существует вещей, о которых я могу сказать "поганые". Всего о паре, - он повернулся к спальне и принюхался.
Положив мятый прямоугольник визитки на стол, и прижав его стилетом, я стала набирать номер, отпечатанный черной расплывшейся от воды типографской краской на посеревшем фоне. Как я когда-то сказала, никогда не знаешь, что может пригодиться в этой жизни.
Ленник выразительно поднял бровь, но комментировать действия не стал. Три длинных гудка, и трубка заскользила во внезапно вспотевших руках. Что же я делаю?
- Надо же, - звонко ответил женский голос, - Не думала, что ты так быстро остынешь, - Тамария рассмеялась. - Чему обязана?
Я едва не нажала отбой, чувствуя, как начинает колотиться сердце. Что за мазохизм? Но вместо того, чтобы повесить трубку, я представила бледное лицо Марьи Николаевне, и заставила себя продолжать.
