— Нет. Мне того раза выше крыши хватило…
Роман засмеялся:
— Чего я пью один, как алкаш. Я ведь уже поддатый пришёл. Давай, немного. На работе не заметят.
— Заметят, я с детьми работаю. Они всё замечают.
— Ты — с детьми? Ну даёшь! — Роман снова выпил, икнул, и продолжил уже совсем нетрезвым голосом: — Ты же орал, что детей теперь видеть не можешь. Что на улице их обходишь! Серёга, я что-то путаю?
— Не путаешь. Просто прошло время. Просто началась новая жизнь. Я теперь другой. Вот видишь, даже не пью. Не пью и работаю по специальности. А специальность у меня — педагог.
— Учитель что ли? — Роман расхохотался. — Серёга, у тебя башню снесло! Корячишься за копейки! Ну, поехали со мной, там хоть людьми себя почувствуем.
— Там нельзя чувствовать себя человеком, — возразил Сергей Фёдорович.
— Ты дурак, — заключил Роман. — А я поеду. Там будет свобода. Там никакая баба орать на меня не посмеет! Там я сам кому захочу башку отверну!
— Или её отвернут тебе, — тихо сказал Сергей Фёдорович. Потом табуретка заскрипела и Роман проговорил:
— Вот, нажрался, как свинья из-за тебя! — и добавил: — А ты трус. Интеллигент хренов. Детишки — мартышки… Зря я к тебе пришёл.
— Зря, — согласился Сергей Фёдорович, — но я тебя могу проводить.
— Я не баба! — крикнул Роман уже весело. — Сам дойду, куда надо. А ты отвали!
Он ушёл, демонстративно хлопнув дверью. А Сергей Фёдорович вошёл в комнату, прислонился к дверному косяку. Ярослав закрыл лицо ладонями и отвернулся.
— Да, я трус, — сказал Сергей Фёдорович задумчиво. — Ну и что? Не всем быть храбрыми… Я своё отслужил. Я своей драгоценной родине больше ничего не должен. Да и спорный это вопрос: что важнее для родины, чтобы я там подстрелил десяток человек, или здесь воспитал хотя бы одного…
— А всё равно Вы уедете, — Ярослав не глядел на Сергея Фёдоровича, — там платят хорошо и власть. Я бы поехал. Кого здесь воспитывать-то? Меня да Арнольда? Зря стараетесь. Ничего не выйдет. Арнольд сядет, а я попаду в дурдом. Так всегда Вера Ивановна говорит.
— А-а… — Сергей Фёдорович сел на диван рядом с Ярославом, — Да, мрачное у тебя будущее…
— Не мрачное, — Ярослав отодвинулся, — Вы мне должны сто рублей. Разве это плохо?
Сергей Фёдорович полез в ящик письменного стола, достал оттуда сторублёвую бумажку, две десятки и протянул Ярославу:
— Возьми, за шесть страниц. Только ты опять говоришь не то, что думаешь. Ты просто не хочешь, чтобы я уходил с работы. Потому что мы с тобой всё-таки друзья. Так?
Ярослав сунул деньги в карман брюк. Сергей Фёдорович был, безусловно, прав.
— Нет. Вы мне в друзья совсем и не нужны. Потому что… — Ярослав набрал побольше воздуха и выпалил: — Потому что со мной всегда так! Все уезжают или погибают. Все, кого я люблю!
Сергей Фёдорович пытался что-то сказать, но Ярослав выскочил во двор и побежал как можно быстрее. Конечно, Сергей Фёдорович уедет. Устанет от них и уедет. Так что нельзя к нему привязываться. А он, Ярослав, как собачонка бездомная — человек на работу не успел прийти, а он уже к нему что-то чувствует, считает другом. Как Роман сказал на него — брательник. Да он что угодно бы отдал, чтобы у него был такой старший брат, как Сергей Фёдорович. Только не будет этого! Не будет!
19
Компания, конечно, собралась в гараже. Ярослав встал в проёме двери, оглядел всех и сказал:
— Вика, мне с тобой надо поговорить.
Он уже твёрдо решил, что отдаст ей деньги и пусть она ведёт его куда-нибудь. До смены Сергея Фёдоровича, когда тот вернётся и примется ругать его за то, что убежал, ещё куча времени. Успеют! А потом Ярослав станет как все: не будет ни к кому привыкать, будет придумывать воспитателям мерзкие клички и строить пакости. Особенно Сергею Фёдоровичу. Тоже, нашёлся добрый дяденька, пожалел! Позвал к себе чай пить! А сам на войну уедет!
Вика смотрела на него задумчиво, зато захохотал Денис:
— А, вернулся! Ну как, это самое, дядя Серёжа? Как вы с ним?
— Что мы с ним? — насторожился Ярослав.
— Серёга — гомик, — Денис засмеялся, а за ним заржали все пацаны в гараже, — ему не женщины нравятся, а, как его, красивые пацаны. А ты у него ночевал!
— Ты что, Лысый, спятил? — Ярослав покрутил пальцем у виска. — Тебе лечиться надо!
— Я спятил, — согласился Денис, — а ты петух! Чмошник!
— Сам ты петух, — огрызнулся Ярослав.
— Чё ты сказал?
Денис поднялся.
— Вломи ему, Лысый! — оживился Арнольд.
Денис приблизился к Ярославу и, словно Вера Ивановна, схватил его за подбородок:
— Ну? Отвечаешь за свои слова?
— Отвечаю! — Ярослав ловким жестом сбил руку с подбородка.
Денис замахнулся, чтобы ударить, и Ярослав внутренне сжался, но руку, занесённую для удара, вдруг перехватил Краб.
— Стоп! — он поднялся. — Давайте в лесок. А то ты, Лысый, начнёшь орать, и все, блин, сбегутся.
— Или этот, — Арнольд показал на Ярослава, — шибанутый. Так что пошли.
Недовольный Денис опустил кулак. Все пошли за Крабом. Денис всю дорогу скверно ругался, пинал камни, смотрел на Ярослава с видимым превосходством. Вика шла чуть в стороне от Ярослава, и лицо у неё было совершенно равнодушное. Вскоре оказались там, где ещё недавно Женька предлагала Ярославу вместе убежать. Краб уселся на бревно. Рядом взгромоздился Арнольд. Денис присел на корточки.
— Ну что, — сказал Краб, — будем учить Снежинского, чё говорить западло? Так вот, орать можно чё угодно, только не обзывать пацана “петухом”. За это тебя, Снежинский, убить надо!
— Так вы меня первые начали обзывать! — возмутился Ярослав.
— Вот и дрался бы, раз не нравится. А то сам к мужику ночами шастает, а потом свистит, что ничё не было.
— Вы что, дураки? — попробовал объяснить Ярослав. — Просто Сергей Фёдорович со мной немецким занимается.
Пацаны заржали, потом Краб скомандовал:
— Короче, Снежинский, если ты не лох и не гомик, докажи. Дерись с Лысым по честному.
— А если я не буду?
— Тогда мы тебя уроем всей толпой. И всему детдому разнесём, что ты опущенный. Знаешь, как тебе хреново станет!
— Зассал, блин, зассал, — заржал Денис и с видимым удовольствием произнёс: — Петушина.
Ярослав посмотрел на Вику, но она спокойно курила, как будто её происходящее не касалось.
— Ладно, — решился он, — давай, Лысый, драться.
Денис поднялся, вышел на открытое место, и всё с той же гадкой улыбочкой посмотрел на Ярослава. Ярославу стало совсем страшно. Он не столько боялся самого Лысого, сколько того, что всё равно на него накинутся всей толпой.
