Да, непривычно будет тебе после застойного пруда в текущей воде. Ну ничего, найдешь на первое время какую-нибудь заводь в камышах, оглядишься, привыкнешь. Не будет и кормача в определенные часы, пропитание придется добывать самому. Растрясешь прудовой жирок, обостришься с морды, подтянешься, научишься пошевеливаться. Найдешь себе подходящую карпиху или сазаниху. Есть предание, что несколько лет назад промыло плотину и много карпов убежало тогда в реку. Так что водятся, водятся здесь твои сородичи. Оглядишься и приспособишься. Зато не будет у тебя двадцатого сентября. Цени, брат, вспоминай потом московского чудака литератора, которому хоть на один час захотелось сделаться всемогущим и всемилостивейшим. А теперь – ступай.
Карп постоял в моих опущенных в сальскую воду ладонях, тихонько отплыл (ошалел, наверно, в ведре), повернулся ко мне мордой, словно захотел поглядеть на меня, и, вильнув хвостом, растворился в темной воде…
– Справочная? Пожалуйста, телефон рыбного магазина на улице Горького. Спасибо.
– Магазин? У вас есть в продаже живые карпы?
…За карпами стояли к трем продавцам три хвоста человек по тридцать. Я занял очередь наугад, к первому продавцу.
– Как вы думаете, это надолго?
– За час пройдем.
Карпы плавали в стеклянном садке, вернее, не плавали, а сидели, потому что плавать в такой тесноте никак нельзя.
Им было так же почти тесно, как и нам, толпящимся перед прилавком в трех очередях. Время от времени продавец окунал в садок черпак и выворачивал в большую эмалированную мелкую ванну ворох живого трепыхающегося золота.
В очереди разговоры на тему:
– Хорошие карпы, крупные.
– Как их лучше-то?
– На сковороду – и жарить. Можно изрезать на куски, можно целиком.
– А то в духовке хорошо, со сметаной.
– Да ведь живые, убить бы их, что ли, сперва.
– Продавец разве не убивает?
– Если бы он каждого карпа убивал, до утра бы здесь простояли.
– Сначала голову ему отрезать, а потом уж и чистить.
– Без головы он некрасивый, если подавать целиком.
– Чисть так, подохнет на сковороде.
– Что ты! Я один раз положила на сковороду, а он как трепыхнется да на пол.
– Живучие, черти. Самая живучая рыба.
– А если в ванну пустить, до субботы доживет? Ко мне в субботу зять в гости…
– Доживет и до понедельника. Похудеет немножко. Самая живучая рыба.
– Их надо в рассоле варить, – не удержался и я от кулинарного совета.
– Как в рассоле? Как в рассоле? – накинулись на меня с разных сторон.
Я начал рассказывать, как готовить карпа в рассоле, а перед глазами у меня туманился тихий огромный пруд, с камышом, с мостиками, с цаплей, парящей над чистым зеркалом. Никак не удавалось мне вообразить на месте пруда обнаженную черную землю, осенний дождь, поливающий ее, и собирающиеся небольшие грязные лужицы.
Что бы я ни покупал: грибы, яблоки, бруснику, калину, ландыши, обязательно надо мне спросить, где оно все росло. Так и теперь я спросил у продавца, когда он заворачивал в бумагу четырех увесистых карпов:
– Откуда рыба, не знаете?
– Говорят, из Ростовской области. Хорошие карпы, крупные, один к одному. Видать, у хорошего хозяина росли… Четыре шестьдесят пять, платите в кассу.
1975
Мед на хлебе
Теперь словно свихнулись все – мумиё, мумиё!
Три года назад покупали это снадобье еще из расчета две тысячи рублей за килограмм. То есть десятиграммовая ро́синка, завернутая аккуратно в пергаментную бумажку, этакая черная, лоснящаяся бляшка величиной с ноготок мизинца, пахнущая не то овечьей отарой, не то битумом, стоила двадцать рублей.
Тогда судьба занесла меня в Тянь-Шаньские горы, и я даже видел, как два умельца в течение многих дней варили там мумиё.
Не то чтобы варили, вернее сказать – вываривали. Они – оба альпинисты – уходили высоко в горы и приносили в рюкзаках камни с небольшими черными натеками, словно измазанные нефтью. Камни они клали в воду, и черные натеки в воде растворялись. Эту воду надо было потом выпаривать. Воду ставили в воду (кастрюлю в кастрюлю), а не на прямой огонь, и постепенно, скажем, из ведра черной воды получалось полстакана черной, похожей на деготь, массы. В дальнейшем эта масса становилась еще гуще, твердела. Вот она-то и стоила две тысячи рублей за одну литровую банку. Это тогда. Но прошло три-четыре года, и вот мумиё ценится уже по восемь рублей за один грамм. Килограмм – восемь тысяч. Машина «Волга». Кооперативная квартира. Стомесячная зарплата среднего нашего служащего. За один килограмм. А мед на любом базаре стоит пока что пять рублей. Не восемь тысяч, а просто пять. Но я вам вот что скажу: оттого мед так дешев, что его на земном шаре пока что много.
Вообразим себе такую картину: исчезли пчелы, исчез и мед. Человечество даже забыло о нем, как будто его и не было никогда. Трудно это вообразить, и все же вообразим, исчезли же мамонты. И вот где-то в глухих лесах (хотя их в будущем вообразить еще труднее) стали находить в небольших количествах странное незнакомое сладкое и ароматное вещество. Ну, скажем так: можно добыть с большими усилиями на все многомиллиардное человечество сто килограммов в год.
А между тем начали изучать новонайденное вещество, подвергать его исследованиям, химическим анализам, наблюдать воздействие его на человеческий организм и с каждым днем открывать все больше и больше драгоценных свойств. Приходят к выводу, что это целебнейшее вещество, чудодейственное вещество, сосредоточивающее в себе целебную силу разнообразных цветов, тысяч видов цветов, так что если даже одна чайная ложка меда, то и в этой ложке есть от каждого, от каждого цветка по крохотной капельке.
Да, открытия и сообщения об этих открытиях следуют одно за другим, человечество читает в газетах и книгах: «Мед – это сладкий продукт, производимый медоносными пчелами»
[2].
«Пчелиный мед – это естественный продукт, незаменимый по своим качествам. Он занимает первое место среди всех лекарств, которые нам подносит природа посредством цветов и лекарственных трав. Мед содержит витамины, обновляющие кровь, успокаивающие нервы и дарующие новую жизнь».
«Пчелиный мед оказался одним из сложнейших биологических продуктов, в составе которого обнаружено много важных для организма человека веществ. Поэтому значение меда для человека важнее значения какого-либо другого пищевого продукта».
«Для того чтобы собрать один килограмм меда, пчела должна принести в улей нектар… до 150 тысяч раз… Чтобы получить один килограмм меда… пчела должна пролететь 360–460 тысяч километров – расстояние, в 11 раз большее, чем окружность земного шара по экватору».
