Он задавал какие-то вопросы, я отвечала, при этом он держал меня за руку, и словно горячий огонь вливался в тело сквозь ладонь. Потом Распутин провел меня в комнату — длинную, узкую, как пенал. Около двери стояла кровать с подушками, рядом умывальник, письменный стол с чернильницей и разными записками.
В комнате было два кресла, мы сели друг напротив друга так, что мои ноги оказались меж его коленей. Я смутилась и хотела отодвинуться, но мои ноги были сжаты как в тисках, и опять в голове и во всем теле — слабость и туман…
— Говори, что узнать хотела? — наклонился он ко мне. И меня обдало жаром.
— Я про жизнь хотела узнать…
— Про жизнь, говоришь? — И Распутин усмехнулся. — Тогда я тебе скажу, а ты слушай! Внимательно слушай, душка! Жизнь — штука такая, что грех и Бог всегда рядом. Сначала грешить надо, а затем к Богу повернуться, молитвы читать и очищаться. Но грешить непременно, иначе покаяния не будет. Поняла, душка? Ты люби меня, любить непременно надо, без любви никуда не деться.
Он поцеловал меня в губы, и я словно очнулась.
— Все поняла? — И провел рукой по моему лицу. Как припечатал. — А теперь иди, но приходи скоро. Не тяни, душка.
Я ощущала сладкую истому во всем теле и твердо знала, что буду приходить еще и еще…»
Анна оторвалась от чтения и подумала, как все странно! Жила-была когда-то Елизавета К. Мечтала, хотела вырваться из однообразной жизни, встретить свою любовь, но вместо этого все пошло вкривь и вкось… Ее потянуло к Распутину, потянуло на грех…
«Все мы бражники здесь, все блудницы…» — вспомнились Анне строчки из стихотворения Ахматовой.
Была эпоха, впитавшая эротику, балансирующую на грани вседозволенности…
Она вернулась к дневнику.
* * *
«Ватрушечка! Я довольно долго не писала тебе, и сама не знаю — почему. Теперь у меня постоянно глаза на мокром месте — реву ни с того ни с cего. Маман на меня подозрительно косится, а мне все равно. Даже не ожидала, что я стану ко многому такой безразличной, как будто бы внутри меня умирает прежняя Лиза, а рождается новая, неизвестная, и это пугает.
Ватрушечка! Жить не то чтобы страшно, а просто скучно и противно. Ведь если вдуматься, то все живут как кроты, слепые, думая, что эта жизнь единственно правильная. Но ведь это не так, Ватрушечка! Совсем не так. Я поэтому и мечусь и пытаюсь найти себя… И хожу к этому ужасному Распутину. Как я ни хорохорилась, а все-таки между первым и вторым визитами прошла почти целая вечность! Ну не смогла я сразу прийти к нему, мне нужно было время, чтобы обо всем подумать, как следует осмыслить…
Милая Ватрушечка, если сказать правду — от меня прежней мало что осталось. Я чувствую, что меня куда-то тянет и словно темное облако накрывает с головой. Мне хочется глотнуть свежего воздуха, очиститься от всего, что налипло ко мне за последнее время. Получится ли? Или уж поздно? Эти вопросы я задаю сама себе постоянно. И ответа у меня на них нет.
Ты знаешь, за последнее время появилось много интересных стихов один за другим. Мне нравится их читать и перечитывать, иногда я воображаю себя героиней поэтического цикла, Прекрасной Дамой, к ногам которой бросаются все сокровища мира. Но потом происходит отрезвление, и я понимаю, что я никакая не Прекрасная Дама, а всего лишь жалкое существо, возомнившее себя непонятно кем. В такие минуты мне хочется плакать и кататься по полу, забыв обо всем на свете.
Но продолжу об интересующем меня субъекте. Григории Распутине… Я не хотела больше к нему приходить, но не утерпела, разжег он мое любопытство…
Пришла и стала все внимательно осматривать кругом. Наблюдать за его окружением. Память у меня, Ватрушечка, хорошая, и поэтому я все внимательно изучила. И докладываю тебе, дорогая, с пристрастностью. Женщин вокруг него вьется много. И все имеют свой интерес. И интерес этот, Ватрушечка, разный. Иногда физиологический, иногда меркантильный, иногда — да-да, не смейся — духовный. И каждый видит в Распутине то, что хочет. Многолик наш старец, ох многолик. Но женщины, похоже, не являются его слабостью. Хотя он и утверждает обратное. Мне даже кажется, дорогая, что в глубине души он женщин презирает и мечтает о чистой душе Христовой. Деве непознанной. Ищет ее и не находит, и злится на себя и на весь белый свет.
А дамы, надо сказать, пошли сейчас просто жуткие. Развратницы еще те! Наша старая тетя Глаша только крестится, когда узнает еще об одном распаде семьи, связи на стороне, свободных нравах. И все это произошло как будто бы сразу и мгновенно. Словно близится конец света, и все хотят успеть пожить и получить свою порцию удовольствий. Если подумать, то раньше дамы были всем удовлетворены: и семьей, и мужем. Чинно-благородно воспитывали детей и ни о чем постороннем не думали. Не лезла им в голову никакая блажь. А сейчас со всех сторон слышится только одно: «Поддайся страсти! Живем один раз, нужно испить до конца чашу наслаждения». И ведь правда попадаются на это женщины. Живет себе какая-нибудь Марья Тимофеевна в провинции, тихо и спокойно, и вдруг, прочитав журнал или книгу, или послушав какую-нибудь заезжую курсистку, начинает думать, что жизнь ее протекает скучно и однобоко рядом с постылым мужем: никаких тебе страстей и развлечений. И так яд незаметно и заползает в людей. Не успеешь оглянуться, как уже опутан этим змием.
Грустно, Ватрушечка. Очень грустно. Хотя я и сама поддалась этому, но думается, что и это все — суета сует и томление духа, как говорил премудрый Соломон. Ищем мы все непонятно что. Не находим и снова ищем… И я не права, надо бы остановиться и зажить упорядоченной жизнью. Так нет, все словно сошли с ума. Хочешь не хочешь, а поддаешься всеобщей истерии.
От литературы нашей голова кругом идет. Тут тебе и «Башня» Вячеслава Иванова, где происходят оргии, и «Бродячая собака»…
И от всего веет каким-то холодком. Не кончится добром все это, ох не кончится! И мне бы надо остановиться… Но змей любопытства сильнее. Вот и потянуло меня на «Башню». Что там такое происходит? Чем там люди занимаются?
Надо сказать, Ватрушечка, могу я похвастаться: опубликовала я все-таки одну маленькую повествушку. Даже не повествушку, а рассказик. Под названием «Роковая страсть и синематограф». И возомнила себя писательницей. Так, легкое головокружение случилось, когда свой рассказик увидела в журнале иллюстрированном. А там мэтры публикуются. Ахматова, Брюсов, Бальмонт, Кузьмин, Гумилев.
Теперь я могу на разных собраниях писательницей представляться. И решила попасть в «Башню» — тем более говорили про собрания там — разное. Шепоток шел — сладкий, запретный. Ну, я и пошла…
Люди там экзальтированные, странные. С непривычки у меня даже голова разболелась. Вячеслав Иванов — худенький, с бородкой — как профессор выглядит. А вот жена его — дама авантажная — видная, рослая. Одевается ярко, броско, когда говорит — жестикулирует. Чисто богиня греческая. Веста или Гея…
