— Я покажу, я докажу, — бормотала Анна, собираясь в поездку.
Анна подошла к окну. Вчерашний снег растаял, вокруг было серо, дождливо, вместо снега — лужи. Как одеваться — непонятно. Лучше всего куртка с капюшоном: спасает и от ветра, и от дождя, и от внезапного снега.
Ехать на электричке было неуютно, жесткие сиденья, редкая публика в будний день. За окном простирался унылый пейзаж — голые, словно обугленные от пожара, деревья, черная земля, грязно-серое небо. Анна прислонилась к холодному стеклу и незаметно задремала… Очнулась от того, что объявили ее станцию, она встала и заторопилась к выходу.
Церковь располагалась недалеко от центра, на пригорке. Ярко-розовая, отреставрированная. А перед ней посередине улице большая лужа.
Городок был сонным, уютным, в центре тянулись двухэтажные особняки. Все переносило в прошлый век, в те времена, когда еще не было революций, двух мировых войн, крови, слез, страданий и отчаяния народа, которого бросали из одного горнила в другой.
Вечерняя служба начиналась в шесть.
Анна сделала несколько шагов вперед и, размашисто перекрестившись, вошла в церковь. Внутри было темно, горели свечи. Около входа за стойкой — церковная лавка, продавали свечи, иконы, церковные книги, крестики…
Молодая женщина в белом платке вопросительно посмотрела на Анну.
— Мне две свечи, пожалуйста, — сказала она.
Анна стояла и смотрела на потемневший лик Христа, в церкви разливался покой, тишина была благостной.
Внезапно все переменилось, как будто бы повеяло ледяным ветром. Анна обернулась. Вошедший мужчина был высок — примерно метр девяносто, крепкого телосложения, бросились в глаза брюки, заляпанные грязью, и ботинки с темными разводами. Клок волос падал на глаза, и мужчина нетерпеливым жестом откинул их. Войдя, он уверенно направился к прилавку и что-то спросил у женщины в платке. Переговорив несколько минут, мужчина обвел глазами помещение церкви.
И Анна замерла, застыла около иконы Богоматери. Для большего сходства с обычной прихожанкой она зашевелила губами, словно читая молитву. Но осторожно скосила глаза на мужчину — в его лице было нечто жесткое, решительное. На секунду они встретились глазами, и Анна поспешно опустила голову. Непонятно почему заныл затылок. Верный признак опасности? Уж как-то не вязался облик этого пришельца с церковью.
«Двери храма всегда открыты для каждого, — возразила она сама себя, — и каждый нуждающийся может войти сюда…»
Анна снова скосила глаза, и неожиданно увидела, что незнакомец идет к ней.
У нее подкосились ноги, она отступила в сторону. Но мужчина прошествовал мимо к алтарю и остановился примерно в двух метрах от того места, где стояла она. Похоже, он кого-то ждал.
Батюшка появился внезапно, но, вопреки ожиданию Анны, мужчина не подошел к нему, а напротив, сделал вид, что рассматривает иконы.
Картина складывалась странная: Анна наблюдала за чужаком, а тот в свою очередь — за священником. Она почувствовала, как от напряжения взмок лоб.
Постепенно стали прибывать прихожане на вечернюю службу. Анна затерялась в толпе, но старалась ни на секунду не выпускать из поля зрения мужчину, который внушал ей чувство опасности.
Во время службы Анна внимательно смотрела за незнакомцем: он стоял сбоку в передних рядах и не спускал глаз со священника.
Служба закончилась, и люди потянулись нестройными рядами к выходу. И мужчина спешно покинул церковь. Вскоре на выход направился и батюшка Николай. Из разговоров прихожан Анна узнала, что это именно он.
Анна посмотрела по сторонам и тоже вышла на улицу. Уже стемнело, и завывал ветер. Священника нигде не было. Если он свернул в сторону главной улицы, то она должна его увидеть, или отец Николай пошел в другую сторону?
Не закончив свою мысль, Анна почти бегом припустила в сторону, куда, по ее мнению, мог направиться священник.
Но и там его не было…
В отчаянии Анна прищелкнула пальцами и вдруг услышала шуршание колес автомобиля. Кто-то отъехал в темноту. Звук доносился справа, и она пошла туда — на звук.
Фары ударили слепящим светом по окнам ближнего дома. Она не разглядела человека, сидевшего за рулем, только темный силуэт. Ей показалось, что он — высок и худ. Но был ли это тот самый человек, что встревожил ее в церкви, Анна сказать не могла.
Машина рванула вперед.
Она упустила священника, так и не поговорила с ним, не узнала, почему он передумал сотрудничать с их центром. Может быть, почувствовав ценность материалов, отец Николай решил отдать их чужаку? Или просто посчитал, что они с Васей хуже справятся с изучением ценных исторических документов? Гадать не хотелось.
Ноги сами понесли Анну к пристройке, о которой говорил ей Вася. На двери был замок. Анна осмотрелась по сторонам: с одной стороны — забор, с другой — небольшое окно. Анна надавила на створки — окно открылось. Подтянувшись, Анна залезла внутрь. Кто-то шуршал в углу. Анна присела на корточки и зажгла фонарик на мобильнике. Маленькая серая тень метнулась в угол. Мышь!
Сидя на корточках и поставив свет на минимальную мощность, чтобы не было видно со стороны, Анна осмотрела пристройку. Небольшое помещение — примерно двенадцать метров. В углах стоял инвентарь, висела одежда, было нечто похожее на станок. В одном углу Анна увидела коробки, накрытые сверху клеенкой, и, передвигаясь на корточках, подобралась к ним. Взяла ту, что была сверху, и стала ее осматривать.
Анна бегло просматривала бумаги и те, что казались на первый взгляд важными, складывала в рюкзак, надеясь дома рассмотреть все более основательно. Через полчаса она так же, через окно, выбралась обратно. Посмотрела на часы и заторопилась к электричке.
Недалеко от церкви за ней увязалась собака, худая, с ввалившимися боками. Анна порылась в рюкзаке и кинула ей бутерброд, который взяла с собой. Как ни странно — ей даже не хотелось есть, вероятно, от напряжения.
Приехав домой, она зашла к Елене в спальню и пожелала ей спокойной ночи. Сестра уже готовилась ко сну. Анна ничего не стала говорить о своей поездке.
Быстро поужинав, она ушла к себе в комнату, разбирать добытые бумаги. И вскоре наткнулась на интересную тетрадь, исписанную четким ровным почерком.
— Тягбол, — прочитала она на обложке. — Хранитель Бога, перевод с тибетского…
Анна села к столу и углубилась в чтение.
«Если вглядываться долго в степь, то можно увидеть в ней разные миражи. Но возникают они не сразу, постепенно, так из плотного разгоряченного, похожего на кисель воздуха рождаются разные фантомы. Иногда это может быть дворец с высокими окнами, башенками, балконами, иногда — озеро прохладной воды с высокими травами. Озеро воды возникает тогда, когда сильнее всего мучает жажда.
Когда я лежал в степи и смотрел на небо, я даже представить не мог, что когда-нибудь окажусь в Петербурге, столице огромной Российской империи. И уж точно не предполагал, что буду учеником самого Петра Бадмаева. Хотя он никакой не Петр, это имя он взял при крещении, а на самом деле его зовут Жамсаран. Это его родовое имя, похожее на удар хлыста — энергичное, краткое.
