— Вась! Ты сначала поешь…
— Одно другому не мешает! — И уплетая обед, он продолжал говорить: — У Распутина были серьезные церковные враги, потому что он, на мой взгляд, пытался выступить с позиций реформирования церкви, приблизить ее к народным чаяниям. Поэтому не случайно церковь увидела в нем чужака, а потом и вовсе — врага. И гонителями Распутина были церковные иерархи, начиная от иеромонаха Илиодора и заканчивая архиепископом Антонием. Именно от Илиодора тянутся нити к Хионии Гусевой, которая и напала на Распутина с ножом, нанеся ему ранение, от того ранения он с трудом оправился. Если смотреть по сути, то Распутин отличается от хлыстов. Хлысты не ходят в храмы, не состоят в браках… Распутин посещал церковные службы, имел семью. Важно было прилепить к нему клеймо хлыста, чтобы иметь повод для постоянного обвинения в ереси перед царской семьей и обществом.
Анна слушала его с интересом, зная, что Вася не любит, когда его перебивают.
— Неоднократно возбуждалось дело о принадлежности Распутина к хлыстам. Так было и в девятьсот седьмом году, и в девятьсот двенадцатом. И кто стоял за этим? Уже нам известные сестры-черногорки. Когда они поняли, что джинн вышел из бутылки, то решили запереть его обратно. И прикладывали для этого все силы. Отсюда и обвинение Распутина в сектантстве. Кстати, интереснейший момент, ты не поверишь, — воскликнул Вася, ударяя рукой по столу. — Ты не представляешь, кто рассматривал дело о принадлежности Распутина к хлыстовству! Не по-ве-ришь! — по слогам повторил Василий, когда он входил во «вкус» исследований, то всегда горячился и жестикулировал, как бы подкрепляя свою мысль телесными движениями. — Это был не кто иной, как сам Бонч-Бруевич, вернейший соратник Ильича и один из тех, кто потом стоял у истоков советской власти и советского государства. Помнишь, он еще писал книги для детей о Ленине?
— Вася, я не настолько стара, — заметила Анна.
— Ну да, ну да. — Анне показалось, что сейчас он прибавит «к сожалению», но Вася вовремя осекся.
— Это не принципиально. Люди старшего поколения помнят. Можешь как-нибудь спросить у папеньки, когда он протрезвеет.
— Я с ним сейчас не общаюсь.
— Ладно. Оставим твои семейные разборки в стороне. Не об этом речь. Важно, что именно Бонч-Бруевич как крупнейший этнограф и исследователь сектантства должен был дать заключение: принадлежит ли Распутин к хлыстам. О, какая тут прослеживается тонкая политика! Как ты думаешь, что, по логике, должны были сделать большевики? По идее, они должны были, исходя из собственных интересов, заклеймить негодяя Распутина и предать анафаме. А вот и нет! Бонч-Бруевич дал совсем другое заключение. О том, что Распутин к хлыстам не принадлежит. И что из этого следует? Как минимум два варианта. Первый — он, выполняя волю партии, посчитал, что выгоднее дать отрицательный ответ. Ведь вся интрига заключалась в том, что для дальнейшего очернения царского режима нужно было, чтобы Распутин продолжал пребывать у престола и тем самым бросал тень на венценосных особ. Таким способом усиливалась агония режима. И это важный момент. Второй вывод: Бонч-Бруевич действительно как ученый и крупнейший специалист по вопросам сектантства не нашел ничего, что подтверждало бы принадлежность Распутина к секте хлыстов, поэтому и выдал такое заключение. И какой правильный ответ? — И не дав Анне ответить, торжественно произнес: — Каждый может выбрать — любой из этих двух. Но есть вероятность, что эти два момента — по стечению обстоятельств — соединились. Может быть такое? Может!
У Васи зазвонил телефон. Он посмотрел на экран дисплея.
— Минутку! Я сейчас.
— Только тарелку от собаки убери, а то вернешься, и еды не будет.
— Да-да…
Он передал тарелку Анне, и она подняла ее в шкаф. Ей показалось, что Дэн нахмурился, увидев эти манипуляции.
Судя по воркованию, доносившемуся из коридора, Вася был в периоде «токования» и подцепил очередную блондинку.
Когда он вернулся в кухню, то спросил, не глядя на Анну:
— На чем я остановился?
— На заключении Бонч-Бруевича.
— Да-да. Могу заметить, что как опытный политик и партиец Бонч-Бруевич вряд ли руководствовался только своим мнением в этом вопросе. Все-таки большевики славились своим изощренным иезуитством, поэтому здесь все имело долгоиграющую стратегию. И этот момент ни в коем случае нельзя упускать из виду. Тем не менее обвинениями Распутина в хлыстовсте пугали как жупелом, пытаясь очернить в глазах царской семьи и общества. Обвинение по тем временам было серьезным. И Распутин это хорошо понимал…
Вася посмотрел на часы и заторопился.
— Мне пора!
Анна хотела спросить: «Куда? На свидание?» — но вовремя прикусила язык.
* * *
В самолете ее укачало, Елена смотрела на простиравшееся под ней серо-синее море и прокручивала в голове сегодняшний день.
Почему-то не было облегчения, что она вырвалась из своего привычного графика и теперь наслаждается свободой. Вместо этого лишь легкая тоска и грусть. Это ее удивляло. Ведь в последнее время она так хотела сбежать ото всех и немного встряхнуться, сменить обстановку.
«И от кого же я собралась бежать? — задала Елена вопрос сама себе. — Не от себя ли? Но разве это возможно — убежать от самой себя?»
Она не хотела или боялась признаться себе в том, что ее личная жизнь потерпела сокрушительное фиаско. Александровский никогда не собирался бросать семью и жениться на ней. В последнее время эта мысль встала перед ней с пугающей ясностью. Какой же глупой она была! Елене хотелось спрятаться, удрать на другой конец земли. И как только эта возможность представилась, она с радостью ухватилась за нее.
Когда ей предложили поработать с известным олигархом, Елена подумала, что это прекрасный счастливый случай, благодаря которому она сможет поменять свою жизнь. И кардинально.
Тем более что в последние месяцы у нее было странное ощущение, ей казалось, что ее гипнотизируют. Сначала она приписала это собственной усталости и замотанности, да еще неудачам на личном фронте. Здесь у кого хочешь сдадут нервы и крыша поедет. Но потом задумалась всерьез. Кому понадобилось это делать?
Никогда еще раньше во время эфира она не чувствовала, что впадает в легкий транс, из которого не может выйти. И словно не она задает вопросы, а кто-то другой. И вопросы формируются странные, но это она понимает, только просмотрев эфир. Она набрасывает план вопросов, а потом отступает от него. В принципе это случалось и раньше. Но не так, по-другому. А здесь — словно внутри нее сидит кто-то другой, чужой, посторонний, и вносит эти изменения помимо ее воли.
И она меняет план. И задает другие вопросы.
И что с ней вообще творится? Ответ лежит в другой плоскости, недоступной ее пониманию.
Елена даже купила две книги по гипнозу, пытаясь разобраться в этой проблеме. Но вместо ответов появились новые вопросы. Она запуталась еще больше…
