Мой свет Дмитрий тоже как бы охладел ко мне. Или мне все же это казалось? Но временами он останавливался и задумчиво смотрел на меня, словно хотел что-то прочесть во мне такое, о чем я и сама не знала. И часто, глядя на меня, повторял: «Бедная Россия!» А мне казалось, что мы все — бедные, запутались, закружились в страшном вихре и нет сил остановиться, крикнуть, выбраться на волю.
Теперь я понимаю, что империя дышала на ладан, складывалось впечатление, что многие это понимали, но не могли или не хотели изменить положение вещей. Всем казалось, что они всего лишь пешки и делать лишние жесты ни к чему. Все были словно заколдованы разгорающимся заревом войны, распада, анархии…
И всеобщая ненависть скопилась и обрушилась на одного-единственного человека — Григория Распутина. Эта ненависть ощущалась всюду, она была буквально разлита в воздухе… Казалось, не будет его, и все станет по-другому. По-правильному.
Об этом мне иногда говорил Дмитрий. А я смотрела в его глаза и верила. Все так и есть, как говорит мой принц.
Был у меня уже один принц, но почему-то он поспешно ушел от меня, женился на ничем не примечательной женщине. Но лучше об этом не думать… Слишком болезненные воспоминания, слишком еще живо горе в памяти. И как я ни стараюсь, до конца не могу вытравить из души его образ, соловья сладкого…
А Дмитрий порой смотрит на меня как-то странно, не пойму я его. Когда я смотрю в его глаза: то в них нежность, восхищение, а когда ловлю взгляд украдкой — скука и что-то еще… Пресыщенность, что ли, какая? Неужто охладел? И так быстро? Но кто поймет мужское сердце? Никто. Сегодня любит, а завтра…
И при этом я сразу начинала дрожать. Мелко-мелко…
Я боюсь потерять своего мужчину во второй раз. Только мое сердце утешилось, успокоилось… Вдруг он на кого меня променял?
Смотрит на меня иногда так, как будто хочет мне что-то сказать, но не решается.
Или что другое его тревожит? Почему он все чаще и чаще в последнее время стал повторять: «Распутин губит Россию?»
Анна прислушалась. За стеной было тихо. Видимо, Данила уже лег спать. Она вздохнула и вновь углубилась в чтение.
«Тот роковой вечер врезался в мою память. Дмитрий приехал ко мне вместе с Феликсом Юсуповым, и Юсупов пригласил меня к себе на вечер. И сказал, что будет изысканное общество…
Потом он уехал, а Дмитрий предупредил меня, что нужно быть обязательно, что это для меня большая честь… Но сам он прибудет несколько позже.
Действительно, общество было изысканным. Звучала музыка. Дамы высшего света вели непринужденную беседу и были весьма любезны со мной, меня хвалили.
А я все ждала, когда приедет Дмитрий. Мне хотелось встать из-за стола и пойти его встречать, я с трудом усидела на своем месте.
Вдруг ко мне подошел слуга и сказал, что меня просят выйти по одному делу. Я поспешно вскочила.
В холле я свернула вслед за слугой в одну из комнат, где меня ждал Дмитрий. Он был бледен и сильно взволнован.
— Вера! — И он стал целовать мне руки. — Вера! Только ты одна можешь спасти Россию!
— Что такое?
— Ты должна пойти сейчас к Григорию Распутину и попросить его выпить вина за твое здоровье. Так надо, Вера, — сказал Дмитрий, сжимая мою руку выше локтя. — Тебя будут позже называть спасительницей…
У меня почему-то сжалось сердце.
— Что такое, Дмитрий? — забормотала я.
— Ах, Вера, не задавай никаких вопросов, я тебя умоляю. Просто сделай то, о чем я тебя прошу. А потом, я клянусь, мы уедем с тобой далеко-далеко и всегда будем вместе.
— И ты оставишь этого ужасного Феликса? — переспросила я, не веря своим ушам.
Конечно, я знала слухи, что ходят вокруг дружбы великого князя и князя Юсупова. Не хотела им верить, но сердце было не на месте.
По лицу Дмитрия пошли красные пятна.
— Да, — сказал он глухим голосом. — Да. Обещаю тебе.
Минуту-другую я колебалась, но, конечно, ради Дмитрия я была готова на все.
— Ну хорошо. А почему…
— Вера! Никаких вопросов. Прошу тебя, иначе мои нервы не выдержат! Идем же, идем!
Как во сне я помню наш дальнейший путь. Как мы шли коридорами, вышли на улицу, а потом попали совсем в другое помещение, спустились в подвал. Дверь открылась, и я увидела Распутина. Он стоял и смотрел на меня с улыбкой.
— А, балерунка. Пришла, ласточка моя! Ну проходи, проходи… А мы тут сидим по-дружески, отдыхаем.
Феликс посмотрел на Дмитрия, Дмитрий на меня…
Взгляд Распутина прожег меня насквозь, но я помнила о словах Дмитрия и, набравшись храбрости, произнесла:
— Прошу вас, Григорий Ефимович! Давайте выпьем за мое здоровье…
— Почему Ефимович? Можно просто — Григорий. Ну, если за твое здоровье… Не хотел я пить, но за тебя, ласточка, выпью…
Дмитрий сделал мне знак, чтобы я отвлекла Распутина. Я говорила с ним, но краем глаза я увидела, что в один из бокалов что-то подсыпают, и едва не вскрикнула, но промолчала…
Потом мы все вчетвером выпили. По губам Феликса скользнула тонкая улыбка… Мне стало не по себе, захотелось поскорее уйти. Тяжелый взгляд Распутина по-прежнему прожигал…
Но спустя время Распутин как-то обмяк, опустился на диван… Дмитрий взял меня за локоть.
— Терпи! — шепнул он. — Еще немного…
Взгляд Распутина затуманился, голова упала на грудь.
А я сама была готова упасть в обморок.
Наконец Дмитрий увел меня.
— Подожди еще немного, скоро я тебя отвезу домой.
Тот же слуга снова провел меня в зал, где были гости. А вскоре раздался звук, похожий на выстрел, потом — другой…
Я вцепилась руками в стул, на котором сидела, — все поплыло у меня перед глазами. Вскочила из-за стола и устремилась из комнаты.
В холле я увидела Дмитрия, он шел мне навстречу, я кинулась к нему с просьбой увезти меня скорее отсюда. Дмитрий был бледен, губы его дрожали, он сел за руль машины и отвез меня в «Асторию». И строго предупредил, чтобы я ничего никому не говорила.
И как растаял… Ни письма, ни весточки! Только после я узнала: что было в ту ночь во дворце.
И сколько раз мне потом во снах являлся Распутин с кровавыми запекшимися губами, выдыхавший: «Что ж ты так поступила, ласточка?»
Анна захлопнула тетрадь и выключила свет.
Маленький чемодан, в который она сложила документы, поблескивал в темноте. Свет от фонаря выстилал дорожку в комнате. Было тихо, за стеной — тоже ни звука, все как будто бы вымерло.
