Анна медленно поднялась и подошла к окну. Темные ели почти подступили к домику, снег нежными волнами взметнулся вверх… Тишина, покой, безмятежность. В каком она веке?
Ей хотелось пить, но выходить из номера Анна не решалась, к тому же ей нравилось это пространство, эта глубокая темнота, скрадывающая звуки и движения, и дорожка от фонаря…
Стук в дверь. Или ей кажется?
— Анна, это я. Открой.
— Открыто, — прошептала она.
В номер шагнул Данила. В его руках две чашки.
— Глинтвейн. Попросил у хозяйки. Настоящий, сделанный по всем правилам.
— Спасибо… — Слова замирали на губах. Она взяла чашку и неожиданно для себя опустилась на пол.
— Ты так и сидишь в темноте?
— Да. Мне нравится.
— Я понял. Так — лучше.
— Да. Лучше…
Глинтвейн обжег горло, и она закашлялась.
— Забыл предупредить. Горячий.
— Ничего…
Молчание снова обволокло все вокруг. Тишина прокралась вдоль стен и накрыла их с головой.
— Все в порядке?
— Да. Но завтра…
— Надо дождаться этого «завтра».
Ей хотелось спросить: а что, есть другие варианты? Завтра может не наступить? Но Анна молчала, понимая неуместность собственных слов.
Данила опустился на пол рядом с ней. В опасной близости — всего несколько сантиметров отделяло их друг от друга. И Анне показалось, что ее кожа буквально дымится. А кровь становится как этот горячий глинтвейн.
Словно почувствовав ее состояние, Данила мягко отодвигается в сторону. Так лучше. Безопасней.
«И чего ты боишься? — спрашивал кто-то внутри Анну. — Себя? Или кого-то еще? А кого? В чем дело?»
Она пила глинтвейн маленькими глотками, по телу растекалось тепло. Тело нагрелось до взрывоопасных градусов, ее губы тоже — горячие, а зубы стучат о стакан. Она не могла больше сделать ни глотка. И со стуком поставила бокал на пол.
— Прости, — шепнул Данила.
— За что?
— За все…
— За все — не надо.
— Как хочешь…
Разговор был явной бессмыслицей. Но так ли важны слова? Значение имеют звуки — круглые, музыкальные. Они плывут в воздухе и уплывают за окно — к темному небу и луне.
Анна снова взялась за бокал, но рука предательски дрожала. Данила перехватил ее ладонь. И поцеловал…
Медленно, перебирая каждый палец… От этой невыносимой сладостной пытки можно было сойти с ума. Ей хотелось выдернуть руку и одновременно длить и длить это наслаждение…
— Какая мягкая кожа… Как молоко и мед.
— А я не люблю ни того ни другого.
— Я тоже.
Они засмеялись, и смех немного разрядил обстановку.
— Ты замечательная девушка, — прошептал Данила.
— Да уж…
— А знаешь, что мне нравится в тебе больше всего? Очарование простоты.
— Которая хуже воровства?
— Простота очаровательна, потому что чиста. И это странным образом волнует.
— Кого?
— Меня…
И он придвинулся и поцеловал ее в губы. Поцелуй нежный, не нахальный, а скорее — робкий, но он произвел в теле Анны настоящую революцию. Кровь бурлила, что-то взрывалось изнутри мириадами звезд, которые текли по венам звездной рекой…
Поцелуй едва коснулся губ, но и этого было достаточно. Он обжигал. Анна прикоснулась пальцами к своим губам.
Но Данила отвел ее руку и поцеловал еще. И еще…
Медленно он обнял ее, притянул к себе.
— Свет, — шепнула Анна.
— Занавесить окно?
— Нет, нет…
Она хотела сказать, что ей нравятся эти переливы света — таинственного темно-золотого, нравится, как свет мерцает в Данилиных глазах, скользит по его плечам и ее рукам. Свет — союзник и волшебник.
— Как хочешь… — Он медленно раздевал ее, словно исполняя некий ритуал. Его руки скользили бесконечно долго. И это усиливало наслаждение…
И вот она перед ним обнажена. Он приник к ней, и Анне казалось, что сердце сейчас выскочит из груди…
Пробуждение было внезапным. Словно кто-то завел внутри механизм, и он щелкнул: пора!
Анна вскочила с кровати и ощутила собственное тело невесомым: еще немного, и она взлетит. Может быть, за одну ночь она превратилась в птицу? Ее взгляд упал на подушку рядом. Данилы не было!
Он в ванной? Анна прислушалась — никаких звуков. Куда-то ушел?
С него станется. Ушел по делам и скоро вернется. А сколько сейчас, кстати, времени? Анна бросила взгляд на мобильный. Десять! Как долго она спала!
Анна прислушалась к звукам, ей казалось, что вот-вот откроется дверь комнаты и войдет Данила… Но он не приходил. Оставаться в номере было невыносимо. Просто сидеть и ждать?
Она позвонила ему, но телефон оказался недоступен.
Анна нахмурилась. Встала, оделась и постучала к Даниле в номер. Может быть, он ушел к себе? В ответ была тишина.
Анна оделась и спустилась на ресепшен.
Там сидела молоденькая девушка. Она вскинула на Анну глаза и спросила, чем она может помочь.
Тщательно выговаривая английские слова, Анна спросила, выходил ли куда-нибудь молодой человек. И описала Данилу.
— Йес, йес, — закивала девушка, и ее задорные кудряшки взлетели вверх. — Он заказал такси и уехал.
— Куда? — тупо спросила Анна, ощущая, как темнеет в глазах.
Девушка пожала плечами.
Это был удар ниже пояса! Даже не удар, а самый настоящий нокаут. Как так? Как он мог уехать? Ничего не сказав… Что же такое получается? Мысль билась, как бабочка о стекло, не находя выход. Поверить в то, что Данила просто переспал с ней и помахал ручкой, было невозможно. Все в Анне протестовало против этого. Протестовали руки, губы, тело. Протестовала память, которая упорно не хотела отпускать воспоминания прошедшей ночи, цепко держалась за них, не давая раствориться в наступающем дне.
Анне показалось, что еще немного, и она упадет в обморок. Ее о чем-то спрашивают?
— Что?
— Вам плохо?
— Нет, — замотала головой Анна.
«Мне очень даже хорошо, — подумала она про себя. — Просто замечательно!»
— Ок? — спросила девушка, улыбаясь.
— Окей, — подтвердила Анна.
Она вернулась к себе в номер и залилась слезами. Ну кто бы мог подумать: первое серьезное в ее жизни чувство, и такой облом! Даже не облом! А… обрыв чувств. Словно она шла, бежала, парила, раскинув руки, и потом с размаху упала вниз — с обрыва. Нет, она не умерла, но покалечилась. Анна повела плечами, как бы удостоверяясь, что еще жива!
