На Ортисе почти всегда дули сильные ветра, вбивая радиоактивную пыль во все щели. Узники чахли, покрывались язвами, у них вываливались зубы, выпадали волосы – и множились безымянные могилы на тюремном кладбище.
Охранники неохотно летели на Ортис, привлекаемые лишь двойным жалованьем да бесплатным лечением после вахты в медкапсулах интенсивной регенерации. Узникам медкапсулы не светили…
Антон сжал зубы. Унынья он не испытывал. Вот злость была, это верно, и раздражения хватало. Одно утешало – хоть Юзгену морду набил…
– Приготовиться к старту!
Ломов сделал мысленное усилие, пытаясь выйти в Сеть. Тюремный блок не зря так назывался – выход блокировался наглухо. На рейсовике было полегче – «зэ-ка» был открыт доступ в корабельную сеть.
Штурм-сержант «пролез» в малый информарий и порылся в архиве.
Ортис. Одно утешает – притяжение на этой планетке ниже, чем на Земле. Где-то 0,7 «же». Будет полегче ходить, бегать, прыгать…
Ага, побегаешь там…
Ортисианские сутки составляют… по земному счету, 25 часов с минутами. Атмосфера… Нет, это не атмосфера. Это душегубка.
Азот, кислород, угарный и углекислый газ, хлороводород, водяной пар, сероводород, метан, следы фтороводорода. М-да.
Кислорода десять процентов. Это хорошо. Значит, не обязательно таскать с собой о-два, закачанный в баллоны, или пользоваться синтезатором, можно обойтись кислородными фильтрами. С ними можно хоть за сто километров уйти, хоть за двести…
Антон ухмыльнулся. Еще не прибыв на каторгу, он уже обдумывает побег! Так, правильно… А чего ждать?
Спецзона «К» располагалась в северном полушарии Ортиса, которое отличалось от южного лишь наличием большой полярной шапки. Каторжники тянули срок на станции, своеобразном поселке из бункеров, соединенных переходниками. Стены вокруг не стояло, вообще никакой ограды не было. Зачем? Достаточно запереть камеры…
Станция была затеряна на небольшой равнине, замкнутой невысокими, сильно разрушенными горами.
А чтоб сбежать… Со спецзоны «К» еще никто не сбегал.
А куды бечь? Где спрячешься на Ортисе? Ни лесов, ни полей, ни укрытий.
Есть и пить нечего, дышать тоже нечем. Даже если запастись целым контейнером оксифильтров, надолго их не хватит.
Вне бункера можно протянуть неделю максимум.
Антон порылся, но планов станции не нашел. Свобода информации не распространялась так широко. Ну да ладно…
Существовал лишь один способ побега – надо было захватить корабль. Только не этот рейсовый.
Во-первых, он появляется на Ортисе максимум ежеквартально. Во-вторых, рейсовик не садится на планету, а спускает посадочные модули – те же боты.
Можно, в принципе, захватить бот. А дальше-то что? Подниматься на орбиту – и на абордаж? Это даже не смешно.
Подкрасться на шлюпке к фрегату, стоящему на якоре, ночью – захват может и удаться. Вот только сейчас не XVII век, и незаметно подойти к звездолету… Глупости, короче.
Да если даже и удастся приблизиться вплотную и стыковаться, что потом-то делать? Вежливо стучаться во внешний люк?
Пустите, дескать, переночевать? Господи, да что глупостями заниматься! Нельзя подойти к космическому кораблю так, чтобы никто этого не заметил – сканеры постоянно мониторят окружающее пространство, высматривая блудные метеориты, а тут здоровенный бот не зафиксируют? Ага…
А рейсовику есть чем приветить угонщиков. Корабль, конечно, не боевой, но три-четыре противометеоритных пушчонки на нем стоят. Раскурочат бот так, что… Ладно, хватит об этом.
Судя по расписанию, на Ортис каждый месяц прилетает контейнероносец-рудовоз. Эта раскоряка тоже сама не садится – контейнеры с металлом таскает на орбиту буксир. Вот на этот вариант и надо обратить самое пристальное внимание.
Космодром расположен километров за тридцать от спецзоны, а зона, она и есть зона. Узники работают совсем рядом от станции – на карьере и руднике. Бульдозеры гребут породу, экскаваторы грузят самосвалы, те везут руду на маленький перерабатывающий комбинатик. Из штолен волокут другие полезные ископаемые, и тоже на переработку.
Похоже, что это именно каторга – наказание, а не простая изоляция. Хм. Что-то он уже по второму кругу пошел… Нет, ну правда! Что, у лоанитов автобульдозеры кончились? Или экскаваторы-универсалы? Роботов хватает, а они людей туда…
– Старт!
Антон вышел из Сети и задумался. «Мысли есть?» – бодро спросил он себя. Мысли были.
Трое суток спустя рейсовый вышел из гипера в паре сотен мегаметров от пункта назаначения. На экране обзорника калилось тусклое светило Ортиса – полудохлый красный карлик.
Он больше грел, чем светил – тепла Ортису доставалось изрядно, а вот с «естественным освещением» были проблемы.
В изолятор бочком зашел парень с «хвостом». Звали его Галиен Осс, и был он флегматиком по жизни. Поставив прямо на койку поднос со съестным, Галиен потоптался и вынул из-за пояса небольшой нож с наборной рукояткой, в самодельных кожаных ножнах.
– Держи, – сказал он, протягивая клиночек Антону, – пригодится.
Ломов не колебался и секунды. Провокация? Ха! А чего ему-то бояться? Он уже сослан! И взял неожиданный подарок.
А Галиен вышел, не прощаясь.
Сунув нож за голенище сапога, Ломов приник к экрану.
Мутно-серый шар Ортиса с желтыми разводами не настраивал на позитив.
– Пассажирам приготовиться к пересадке!
«Всегда готов». Дверь опять распахнулась, и за нею показались серые мундиры – охранники, прибывшие на смену.
– Выходим.
Антон не спеша покинул изолятор и прошагал к переходному отсеку, за которым был пристыкован бот.
– Заходим.
Выходим-заходим. Выпьем-закусим.
Ломов неторопливо прошагал в обитаемый отсек, где уже сидело человек двадцать, все в серых спецкостюмах, и скромно присел с краешку.
На него даже наручники не надели. Это хорошо…
Видать, привыкли, что узники у них смирные, расслабились…
– Расстыковка! Переходим на спуск.
Бот мелко задрожал и стал отдаляться от рейсовика, слепленного, как длинный и худой снеговик, из шаров и округлых цилиндров.
– Опять пылевая буря… – проворчал один из вертухаев, глядя в обзорный экран. Молодой, с пышным чубом, он выделялся среди остальных – те были в возрасте.
– Опять! – фыркнул его бывалый сосед. – А тут что, иначе бывает?
– Нет, ну почему? Бывает… – оспорил это утверждение обритый наголо, с белесыми ресницами и незаметными бровями.
– Не помню такого. Сколько уже тут отбарабанил, а все одно – воет и воет, воет и воет…
