Глава 13
Из дневниковых записей Михаила Стрельцова
Шелеховское. Девятый год метеоритного дождя
Ветер дул с реки, и я, не доходя метров сто до нашей местной водной артерии, понял, что паводок закончился сравнительно недавно (а он тут, на севере Свердловской области, всегда был поздний): на меня пахнуло неповторимым по своей эпатирующей резкости и потрясающему «букету» запахом гниющей травы и водорослей. Это был верный признак того, что Лозьва решила наконец оставить в покое свои пойменные луга, и они, только что бывшие полноправной частью дна нашей маленькой, но гордой реки, превратились в малопривлекательные и весьма «ароматные» болота.
Подвесной мост располагался в том единственном месте, где пойменные болота ненадолго сменялись высоким, каменистым и обрывистым берегом. Сей обрыв Лозьва уже основательно подмыла во время весенних паводков, когда, переполнившись водой, буйствовала, недовольная тем, в какие жесткие рамки поставили ее здесь берега. Впрочем, обрывы выглядели еще весьма надежными… в отличие от моста.
Мост же был еще тот – мечта экстремала. Он состоял из провисших металлических направляющих и перил, а также досок, образующих, с позволения сказать, настил. Значительная часть этих досок прогнила, треснула или сломалась. А некоторые и вовсе отсутствовали, из-за чего в настиле зияли довольно широкие провалы, которые не особо длинноногим путникам приходилось попросту перепрыгивать, гадая, выдержат ли такую динамическую нагрузку доски, находящиеся по другую сторону. На перила тоже не было никакой надежды, ибо они насквозь проржавели. Отдельные секции частично сорвались с крепления, да и прочие давно уже держались на честном слове. Так что, опираясь на них, смельчак имел все шансы отправиться в рискованный полет вниз с восьмиметровой высоты. Добавьте к этому постоянный скрип и раскачивание этого сооружения и вы поймете, почему не только городские, но и местные жители предпочитали его избегать и делали крюк в несколько километров, чтобы пересечь Лозьву по автомобильному мосту на дороге, ведущей к трассе.
Но у меня как раз были причины отправиться на прогулку именно в этом направлении, поскольку где-то там, в лесах по ту сторону Лозьвы, и находилась усадьба помещика Копытова. Когда-то на месте этого подвесного недоразумения был нормальный мост, но Лозьва его давным-давно подмыла, и он отчасти был унесен паводком, а отчасти благополучно сгнил прямо здесь, на месте. Его остатки до сих пор, если присмотреться, еще виднелись внизу среди гниющей травы. К поместью этому, впрочем, когда-то вела вполне приличная дорога, ответвлявшаяся от трассы, – бункер-то надо было обслуживать, но он уже почти двадцать лет стоит без использования, так что и дорога изрядно заросла за ненадобностью.
Оно конечно, по ней даже пешком к усадьбе идти было бы попроще, чем через этот мост, но я выбрал именно этот путь не просто так. Во-первых, он был покороче, а во-вторых, тут можно было не опасаться встретить кого-либо из местных и таким образом избежать нежелательного любопытства. Дело в том, что помимо естественной опасности, исходившей от проржавевшего подвесного моста, это место пользовалось среди селян дурной славой. Говорят, многие грибники и охотники в последнее время тут сгинули, будто их нечистая сила унесла. Этой информацией поделился со мной Павел, когда мы после моего приезда пили чай на веранде.
В нечистую силу я не верил, но сейчас эти слухи были для меня весьма кстати. Что же до исчезновений, у них могла быть вполне естественная причина: от все того же проржавевшего моста до стаи волков или, скажем, парочки Новых, нашедших себе укрытие в шелеховских дебрях и ревниво оберегающих его от чужих глаз. Правда, последний вариант был крайне нежелательным и для меня, поскольку, во-первых, означал серьезные проблемы в моей миссии (в то, что Новые, коль скоро они тут уже давно, не нашли бункер Воскобойникова, верилось слабо), а во-вторых, вызывал вопросы к «лояльной» осведомительнице шефа. Могла ли она, проводя тут обстоятельную разведку, упустить такую «незначительную» мелочь, как присутствие Измененных? Впрочем, не рано ли я начал параноить? Новые были лишь одной из версий, причем далеко не самой вероятной, и делать далекоидущие выводы на основе смутных догадок – верх глупости.
Придя к такому заключению, я мотнул головой, словно пытаясь таким образом вытрясти из нее лишние подозрения, глубоко вздохнул и ступил наконец на мост. Та его часть, что примыкала к правому (моему) берегу Лозьвы, еще более или менее сохранилась. По крайней мере доски настила казались достаточно надежными, чтобы ступать на них, не опасаясь. Да и раскачивался мост поблизости от места подвеса еще не очень сильно. В общем, первые несколько метров я преодолел без проблем, а вот дальше…
Веселуха началась примерно на трети пути. И началась с того, что справа отсутствовал приличный кусок перил. Восьмиметровая пустота внизу как-то не вдохновляла, так что я инстинктивно сместился влево. Доски были скользкими (очевидно, от утреннего тумана), и нога у меня поехала. А я, стремясь сохранить равновесие, схватился за перила слева. Они, похоже, держались на соплях и честном слове, ожидая малейшего повода, чтобы сломаться. А когда я им его предоставил, тут же оторвались с мерзким скрежетом. Меня спасла реакция: успев отбросить перила, я бросил свое тело вперед, а для устойчивости упал на колени. К счастью, доски настила выдержали, позволив мне перевести дух.
Мысль о том, что отсутствие нежелательных сопровождающих, возможно, не стоило таких адреналиновых ванн, я раздраженно отогнал: пройден уже довольно приличный кусок, и возвращаться на правый берег несолоно хлебавши ужасно не хотелось. Обратно, так уж и быть, пройду другой дорогой, а сейчас я буду не я, если не одолею это чертово подобие моста!
Преодолев еще пару метров, я встретился с новым препятствием: в настиле зияла дыра почти полутораметровой ширины. Что ж, придется прыгать, причем с места: о том, чтобы разбегаться по скользким и ненадежным доскам моста, начавшего уже раскачиваться с довольно приличной амплитудой, не хотелось даже думать. Припомнив, что мой результат в прыжках в длину с места (правда, в более благоприятных условиях) составляет более двух метров, я слегка приободрился. Затем, набравшись храбрости, я отпустил перила, сделал мах руками и прыгнул. Провал-то я преодолел, а вот доски на той стороне не оправдали оказанного им высокого доверия и с хрустом сломались. Окажись перила и здесь столь же подлыми, лететь бы мне вниз с ускорением свободного падения. Но они не подвели, и я, вцепившись в них мертвой хваткой, принялся раскачиваться вправо и влево, пытаясь дотянуться ногами до настила впереди. Наконец мне это удалось, и, зацепившись за доски, я стал, перебирая руками по перилам, подтягивать свое тело вперед.
Вообще-то я стараюсь не материться даже наедине с собой. Промолчал я и в этот раз, но мысленно перекрыл все установленные мною для себя лимиты матерщины на три месяца вперед. Причем адресовалась она в основном моей собственной персоне, коль скоро ей взбрела в голову блажь преодолевать Лозьву по этому висячему кошмару. Чтоб я, да еще раз…
Но в этот момент мой красочный внутренний монолог был прерван… аплодисментами. Взглянув вперед, на противоположный берег, я едва рот не разинул от изумления: там стояла она, давешняя блондинка, с которой я столкнулся в приемной шефа и о которой совсем недавно вспоминал, правда, не совсем добрым словом. Вот уж верно говорят: «Вспомнишь солнце – вот и лучик!»