— Харина, — Юля пыталась поймать подругу за руку, но та дернулась, не давая себя задержать. — Ты там не потеряйся. Держись Царицына.
Ирка остановилась, лицо ее странно перекосило. Она вдруг всхлипнула и разревелась.
— Он ведь умрет, — ткнулась она носом в мокрый рукав куртки. — Что мы будем делать? Тут же на сто километров вокруг никого, одни бурундуки. И сотовые не берут.
— Не придумывай того, чего еще нет, — жестко оборвала ее Бочарникова. Сейчас было не время возиться с чувствами и переживаниями. — Все будет хорошо.
— Это из-за твоего дурацкого дневника! — Харина задрала лицо, но остановить слезы не могла. — Зря только шум подняли. Подумаешь, какая-то тетрадка. Федина права: нечего было ее с собой брать. Тоже мне — писатель!
— Хватит реветь! — разозлилась Юля, разворачивая рюкзак подруги так, чтобы было удобней надевать. — Чего теперь-то об этом говорить? Чего было, чего не было! Случилось и случилось! Иди отсюда! — Она сама уже жалела, что произошла вся эта история с дневником. Жалела, что так повела себя, когда увидела сгоревшую тетрадь. Все могло остаться нераскрытым. Это она понимала лучше Хариной. И не надо было ее лишний раз в этом упрекать. Она сама себя прекрасно могла в этом обвинить. Но делать этого она не собиралась. Утренний скандал к сердечному приступу не имеет никакого отношения.
Рюкзак был надет. Бочарникова стукнула ладонью по натянутому брезентовому синему боку. Ирка опустила голову, немного прошла вперед, остановилась.
— Как вы тут будете одни? — Она быстро спустилась обратно, во все глаза посмотрела на подругу.
— Мы-то тут при чем? — удивилась Юля. Она не понимала, о чем тут можно говорить. — Это вы уходите!
— А вы остаетесь! — Ира всплеснула руками. Это же так просто! Они в два счета дойдут до этой реки, переберутся через нее, поставят палатки, и единственной их заботой будет ждать. В то время как оставшиеся будут брести, тащить тяжелый рюкзак. А вдруг с Палычем опять что случится?
— Уходи! — оттолкнула подругу Юля. — Мы скоро вас догоним. — Она ни на секунду в этом не сомневалась. Сложности в дороге не было никакой.
Харина растерянно кивнула, сделала несколько шагов вперед, остановилась.
— А ты не обидишься? — громким шепотом спросила она. Ответить Бочарникова не успела, сверху на них свалился Мишка. Его еще перекошенное после укуса лицо было тревожно.
— Ну что, пошли, что ли?
Не дождавшись ответа, Ирка махнула рукой и зашагала вверх, Царицын пристроился сзади.
Юля проводила их взглядом. Мишка непутевый, но Ирку не бросит. А они скоро придут. Очень скоро. Поднимутся, а за рекой их будет ждать лагерь. Никаких сложностей! Палатка у Инвера, палатка у Мишки. У Палыча белая «Зима», но ее они поставят быстро.
Ира ушла, неловко оскальзываясь на затоптанной тропе. Мишка неудачно бухнулся на колени, но это уже было даже не смешно.
Юля подняла свой рюкзак и прошла к остальным. За это время никто так с места и не сдвинулся.
Сережка, Петро, Катя, Оля, она. Их гвардия смотрелась кисло. Все поглядывали на «зеленого крокодила» Олега Павловича, понимая, что далеко эту неподъемную ношу они не унесут.
Дождь припустил с новой силой. Ветра не было, поэтому он падал вниз отвесно, заставлял вздрагивать иголки кедров, шелестел по листве. Жижа под ногами неприятно чвакала, шустрый ручеек уже проложил дорогу между рытвинами и стремился вниз, туда, где осталась утренняя речка. Серая пелена отгораживала ребят от внешнего мира, делая их беду еще более трагичной, более неразрешимой.
Первой сдвинулась с места Ивашкина. Она подняла свой невесомый рюкзак, откинула клапан.
— Давай сюда все, что лежит там сверху, — махнула она Сережке. Тот послушно залез в рюкзак руководителя и стал передавать Кате пакеты с крупой, упаковки с сухарями, банки тушенки. Ее черная куртка блестела от дождя, отчего каждое движение казалось маленькой быстрой молнией.
Олег Павлович молчал. Он не смотрел на оставшихся. Провожал взглядом давно ушедших, глядел на истаявший в моросливой дымке след.
Ивашкина затянула веревку на рюкзаке. Это стало сигналом. Все засобирались, начали подтягивать ближе рюкзаки, одергивать на них защитные чехлы, стряхивать воду с плеч.
— Лебедева, Ивашкина — вперед, — скомандовал Сережка. — Олег Павлович, вы за ними. Потом мы с Петькой. Все остальные — за нами.
В остальных значилась Юля. Ее ставят в конец? Они не боятся, что она отстанет или потеряется?
Бочарникова оглянулась. За спиной была только залитая дождем тропа да небольшой камень, торчащий из земли. Остальные, говоришь?..
Сначала она сбежала вниз, а потом сообразила, что делает. Быстро присела, положив руку на мокрый серый бок.
— Духи! Сделайте так, чтобы все закончилось хорошо, — попросила она. Камень под ладонью начал нагреваться. Ее услышали?
Она попыталась встать, но тяжелый рюкзак потянул назад. Она уже видела, как заваливается в грязь, как пачкается ее новый чехол, как от воды промокают штаны, как ей потом будет тяжело идти… Дальше придумать она не успела. Руками машинально взмахнула вперед и вверх, и кто-то ее за эти руки поймал. Она еще ничего не сообразила, а Петро уже уходил. Не останавливаясь, подхватил свой рюкзак за лямку, вскинул его на спину, взял рюкзак Олега Павловича за лямку, дождался, когда Сережка сделает то же самое, и вдвоем они натужно зашагали вперед.
Двигались медленно. Палыч то и дело останавливался, восстанавливал дыхание, стоял, опершись на колено. Тогда мальчишки опускали рюкзак руководителя на землю, трясли руками, прогоняя неприятное онемение в пальцах, менялись местами. Юля с недоумением смотрела на сосредоточенное лицо Ткаченко и не понимала, что происходит. Он менялся. Ни в инетовской переписке, ни в первые дни похода он таким не был. Это был третий, неизвестный ей Петро, и наблюдать за ним было очень интересно.
Она даже забыла, что впереди их ждет та самая неизвестность, что так страшила Харину. Олег Павлович шел и не собирался больше падать. Да, он слегка покачивался, часто останавливался, но двигался вперед. Так что можно было не сомневаться — скоро перед ними покажется река, а за ней — палатки, костер. И горячий чай. Мысленно она уже сидела переодетая во все теплое около костра, держала в ладонях теплую кружку. От этих фантазий, от маячившей перед ней спины Ткаченко, от того, что он так близко и что он стал другим, Юля улыбнулась.
— Ну, я так и подумал! — не преминул заметить Сережка, когда они устроили очередной пятиминутный привал и грызли сухари. — Бочарникова! Все же от тебя зависело! Стоило тебе обняться с камнем, как погода улучшилась.
Дождь прекратился, начало парить, сквозь облака стало чувствоваться солнце. Все с удовольствием сняли непромокаемые куртки и из разноцветных гномиков превратились сами в себя. Юля погладила камень, на котором сидела.
Олег Павлович задумчивым взглядом отследил ее движение, сухарик выпал у него из руки.
