Так ведь это у нее звонит! В кармане пальто. Что-то знакомое. Откуда оно в телефоне? Рингтон опять изменился, был не таким, как тогда, когда звонили Ра и Пушкин.
— О! Е! — тяжело выдохнул Стив в трубку. — Тебя нашли?
— Лучше бы потеряли, — пробормотала Ева, глядя вдоль улицы. Если верить заверениям папы и кивкам Пушкина, Антон должен был появиться с минуты на минуту. А тут загадки с рингтонами.
— Найдись, рыбка моя!
— Что нужно?
— Лицезреть твою красоту неземную.
— При одном условии. Помнишь, неделю назад у тебя на тусовке Ежик музыку ставил. Забыла, как зовут. Там еще на картинке мужики в цилиндрах.
— Коппелиус, герой Гауфа, — съязвил Стив.
— Второй раз шутка уже не шутка, — отмахнулась Ева. — У них там композиция была такая… трам-пам-пам… Она еще первой шла.
— Эта, что ли?
Стив напел первую строчку, и Ева чуть не выронила трубку. Да, это был ее рингтон. Забыв, что на связи Стив, она стала искать в меню список музыки.
«Коппелиус», «Коппелиус»… Мерзкий герой сказок Гофмана. Мрачный старик… Ходит с тростью. Набалдашник у трости в виде голубя. Голубь забирает жизни. Вот и Коппелиус ходит, жизни забирает.
В руке заиграл телефон, Ева вздрогнула.
— О! Ты совсем Е! Чего трубки бросаешь?
— У меня не было раньше этой музыки!
— Какой? Похоронного марша?
— На звонке откуда-то взялся твой «Коппелиус».
— Взялся и взялся. Сам пришел. У нас метеориты падают, а ты удивляешься музыке. Инфернальщина — нормуль. Давай, чеши ко мне!
— Завтра, — прошептала Ева, влезая в меню телефона.
— Почему завтра? — заорал Стив, как будто почувствовал, что его снова отняли от уха. — Когда же еще, как не сейчас?
— Ворон крикнул: «Никогда!» — прошептала Ева, находя плей-лист.
Вот он. Коппелиус. Она успела посмотреть сказку Гофмана. Мрачная вещица этот «Песочный человек». Парень влюбляется в девушку, а она оказывается куклой. Ее создатель, Коппелиус, пытается забрать жизнь парня, чтобы оживить куклу.
Что за черт? Песня загружена сегодня. А то, что было раньше? Она пробежалась по знакомым названиям. Нет, нет, ничего нет. А это что? Dishonored. Dish — тарелка, red — красная? Ничего кулинарного в этой музыке нет. Закачена два дня назад.
— Эй! Ты где? — орали в трубке.
— Ну, и долго ты здесь будешь стоять?
Забыла… совсем забыла, зачем она пришла! И голос — такой родной. И лицо. Как же она соскучилась.
— Что смотришь? — Антон хмурился. Стоял, чуть покачиваясь с ноги на ногу, готовый улететь. Или убежать. Еще можно ускакать.
— Ой, привет, — пробормотала Ева. — Я тут… — Вдруг все вспомнилось. Где-то там по дворам бродили Пушкин и Александр Николаевич. А в телефоне ждал ответа Стив. — Я потом перезвоню, — пробормотала в трубку, нажимая отбой. — Привет.
Взгляд недовольный. Верхняя губа с прозрачными усиками чуть дернулась.
— Чего надо?
— Можешь починить? — Она протянула наушники — один провод оголился, контакт отходил.
Антон не стал даже руки поднимать, глянул лениво.
— Новые купи. Что еще?
— Ничего. Это ты ко мне подошел. Рада видеть.
— А я — нет.
— Не знала, что встречу тебя здесь.
Не получилось. Антон не собирался мириться. Она не сделает то, о чем ее просил Александр Николаевич.
Антон кивнул своим мыслям, а потом вдруг оглянулся, как будто догадался, что главное происходит не здесь.
— Не знала, так не знала. — Сказал и улыбнулся. От этой улыбки захотелось плакать.
— Почему ты на меня обижаешься? — жалобно пробормотала Ева.
— Я не обижаюсь. Я просто смотрю, что происходит.
— А что происходит?
— Зверинец.
Он глядел не в лицо, а ниже. Ева невольно коснулась груди. Куртка распахнута, а под ней… Подвеска. В виде жука. Антон наверняка знает, откуда она.
Слова закончились. Как-то все стало больно и грустно.
— Ты куда шла-то?
— Стив зачем-то звал.
— Вот и иди к Стиву, Олимпия. Я сейчас занят.
— Ну да, конечно! — С последним словом из легких вышла жизнь.
— Бывай! — Он качнулся в сторону. — Я потом как-нибудь позвоню.
Ушел. Ушел туда, откуда пришел. От расстройства Ева чуть телефон из руки не выпустила. Хорошо, вовремя почувствовала, как что-то скользит в ладони.
Антон скрылся за домами. На улице потемнело, ногам стало холодно. По асфальту пополз туман. Все это было странно и неправильно. Темно уже, а она все никак домой не дойдет. Стив зачем-то звонил. Рингтон еще этот…
Александр Николаевич появился внезапно. То Ева шла одна по улице, а то он вышагивает рядом и с сочувствием выслушивает ее рассказ.
— Не переживайте, — вкрадчиво произнес Александр Николаевич. — Вы все сделали правильно. Ему было приятно вас видеть. Теперь все изменится. А наушники давайте сюда, я вам их починю. Да, починю.
Они шли, и Ева уже слабо понимала, куда. Вокруг были бесконечные дома, дома, дома, они вставали на дороге, они преграждали путь. А еще были заборы. Очень много заборов. И людей.
— Танк, что ли?
Белая челка. Высокий.
— Банкетка!
Ответ был придуман заранее, когда вспоминала эти столкновения и ругала сама себя.
— О! Ева!
— Здравствуйте, Петр Павлович, — смутилась Ева. Одно дело — мысленно придумывать ответ, другое — так сказать учителю.
— Опять расстроили?
Она успела немного поплакать. Обидно, когда все вокруг происходит не как у людей.
— Мир жесток, — ответила она словами Пушкина.
— Это твой папа? — Взгляд Петра Павловича лукав.
— Нет! — испуганно отозвалась Ева.
— Да, — мягко ответил Александр Николаевич. — Да.
Взгляд зацепился за что-то знакомое. В глубине, на низеньком заборчике сидит командарм Че.
День сегодня какой-то… Наверняка магнитная буря.
— Не расстраивайся, все пройдет, — крикнул уже в спину уходящей Еве Петр Павлович.
Конечно, пройдет. Смоется вместе с дождем.
— Что за манера уходить, не предупреждая куда! — недовольно выговаривал вечером отец. Ноги она все-таки промочила, и вот теперь саднит горло. Чай с молоком. А к чаю — папа. — Почему нельзя делать все по-человечески?
— Папа, — шепчет Ева, — у меня телефон сошел с ума. Он самостоятельно закачивает в себя мелодии и играет их.
