Яковлев тоже снимал этот цирк на свой мобильник и даже комментировать умудрялся:
– Вот так погоня! Ещё немного… сейчас его настигнет веник… но нет… ушёл… ловкий манёвр… заход справа…
– Что здесь происходит?!
Мы, увлечённые зрелищем, не заметили, как сзади подошла завуч, Ирина Борисовна. Это с ней мать сговорилась, чтобы меня приняли в школу. Какие у них отношения, я не в курсе, но при мне они называли друг друга по именам, без отчеств. В первые дни мать меня так и наставляла: «Смотри, не подведи меня и Иру».
Обычно невозмутимая как слон, сейчас Ирина Борисовна негодовала так, что её аж потряхивало:
– Издеваться над старым больным человеком… над женщиной… молодцы! Ничего не скажешь. Где у вас совесть? Вы ведь не несмышлёные детишки, взрослые уже, понимать должны. А если над вашими матерями и бабушками вот так же изгаляться будут?
– Да что мы такого сделали-то? – враз запричитали Голубевская и Потанина. – Мы пришли, хотели сдать одежду, а гардероб закрыт. Толик… Толя Сачков постучал, а она вон с веником выбежала…
– Постучал он! – вскинулась гардеробщица, у которой после десяти кругов даже дыхание не сбилось. Только платок съехал набекрень и с одной стороны выбились седые пряди. – Он мне чуть окно не выломал.
– Нормально он стучал!
– Дурой старой обозвал, – жаловалась гардеробщица.
– Не было такого! – вытаращила глаза Потанина.
– Что вы выдумываете? – подхватила Голубевская. – И вообще, вы его веником побили, а бить детей – преступление.
– Да я его даже не задела!
– Кто кого бил и обзывал, ещё разберёмся, а сейчас скажите-ка мне, одиннадцатый «А», почему вы пришли так поздно? Урок уже вот-вот закончится, а вы только раздеваетесь.
Я собрался было покаяться, что проспал, разумеется, нечаянно, но Потанина выпалила:
– Так у нас нет первого урока.
– Как это нет? Что у вас по расписанию?
– Биология, – ответила она, чуть поколебавшись, но тут же уверенно добавила: – Чибисов сказал, что биологии не будет. Правда ведь?
Последнее относилось к нам. Я опешил, а остальные с готовностью подхватили её версию:
– Да, Ирина Борисовна. А что, разве это не так?
– Разумеется, не так.
Она даже гневаться перестала от удивления: ещё бы, гордость школы Макс Чибисов – и организованный прогул! Да, если честно, я сам от заявления Потаниной онемел, а, наверное, должен был признаться, что Чибисов тут совершенно ни при чём. Но как такое скажешь? Это же всё равно что выжечь у себя на лбу: «Стукач». И дело вовсе не в том, что я боялся Мальцева и прочих, потому что их-то как раз я абсолютно не боялся. Но вот репутация стукача – а такие вещи расползаются по всей школе влёт – это вообще приговор.
Причём пожизненный. Хуже ничего нет. И я смолчал.
– Ладно, будем выяснять. Сейчас раздевайтесь и после уроков все ко мне. Вместе с Чибисовым.
Только она скрылась, ко мне подлетела Потанина:
– Олег, поговори с Чибисом! Предупреди его.
– А почему я? Твоя была идея, ты и предупреждай. Какого чёрта ты его вообще приплела?
– Вообще-то, я для всех старалась. И тебя тоже, между прочим, выгородила, – обиделась она. – А Чибис у них любимчик. Что ему будет?
– Она права, – вмешался Мальцев. – Чибису ничего не сделают, а вот у нас уже залётов до фига. И тут, считай, прогуляли и старуху довели. А если мы как бы не при делах, то, значит, старуха сама виновата, что забыковала.
– А ничего, что мы его подставили?
– Да не переживай ты так, – теперь уж Голубевская подключилась. – Ничего нашему Максику не будет. Пусть он скажет, что перепутал. Умные часто бывают рассеянными. Ну-у, Олег… Ну не говорить же нам теперь, что мы ещё и Ирине соврали.
– Ладно, – буркнул я. – Но сами с ним договаривайтесь.
Однако договариваться пришлось всё-таки мне. Потанина насела, что их он не послушает, а меня послушает. Не мог же я ей сказать, что для неё он как раз что угодно сделает. Да и к тому же поразмыслил и решил, что пусть уж лучше Макс узнает «новость» от меня, чем от других.
Поговорить удалось только на третьем уроке.
Пока я собирался с мыслями, Макс сам повёл разговор в нужное русло:
– А ты чего на биологии не был?
– Проспал. Понимаешь… тут такое дело… помощь твоя требуется…
– Да, конечно, какой разговор! Что нужно?
Я и выложил всё, как было. На мгновение мне показалось, что лицо его застыло, но он тут же улыбнулся и кивнул:
– Хорошо, я что-нибудь придумаю.
Вот только взгляд его потух, и мне стало ещё поганее на душе.
– Макс, понимаешь, Потанина сказала, что у тебя авторитет среди учителей. Тебе за это ничего не будет. И, потом, ты можешь сказать, что не специально. Забыл или перепутал.
– Да всё нормально.
После шестого урока мы собрались возле учительской. Думали, Макс быстренько подтвердит нашу версию – и мы свободны. Но Ирина Борисовна потянула нас к директору и там устроила допрос по полной программе. Макса, бедного, совсем заклевала. Как перепутал? С чем перепутал? Почему нам сообщил, а остальным нет? Почему сам на урок пришёл? Вспомнил? Почему, если вспомнил, не предупредил нас? Так и норовила загнать его в ловушку. Но Макс держался молодчиной, отвечал вяло, но ни разу не сбился, не поколебался. И хотя концы с концами вполне сошлись, Ирина Борисовна смотрела на нас так, будто, наоборот, уличила во лжи. Впрочем, своё мнение она оставила при себе и отпустила нас домой даже без «родителей в школу».
Из школы брели молча. Макс и прежде не особенно болтал, но в последнее время получалось молчать без напряга, теперь же тишина давила. И я понятия не имел, что ему сказать. Не извиняться же снова. Тем более, когда я попросил прощения сразу, он заверил, что всё нормально, никаких обид.
Но на душе было муторно. Ещё и Дубинина с Сагидзе в школу не пришли. Алёнку я несколько раз набирал, но натыкался на «абонент недоступен или находится вне зоны действия сети». С уроков они сроду не сбегали. Ну не заболели же обе враз. А ведь накануне вечером мы созванивались и, как я понял, пропускать уроки она не собиралась.
– Макс, ты сейчас куда?
– Домой, – он захлопал глазами и даже как будто насторожился.
– Слушай, давай к Дубининой сходим. А то её сегодня не было. И телефон у неё отключён.
– Давай, – с готовностью согласился Макс.
Но сходили впустую. Дверь никто не открыл.
– Куда она делась? – негодовал я.
Не то чтобы я скучал по ней или сильно переживал, но подобные непонятности меня выводят из равновесия.
