Итак, вот что навеки осталось тайной для следствия.
Валерий Сергеевич Константинов был человеком богатым. Очень богатым! Но о его богатстве не знал никто, кроме самых близких ему людей. Причем богатством своим Валерий Сергеевич завладел тем способом, о котором люди мечтают испокон веков: он нашел клад.
Нашел он его десять лет тому назад совершенно случайно.
Константинов был любителем, как уже говорилось, старины. Всю жизнь он, простой совслужащий, инженер, эмэнэс, жил в убогой «хрущевке», заставленной грубо сколоченными обрезками деревоплиты, которым был придан вид шкафов, сервантов и столов. Ел из дешевой фаянсовой посуды, читал книжки, изданные на газетной бумаге, да и те приходилось разными окольными путями доставать.
Однако страсть к антиквариату и старинным фолиантам терзала сердце Валерия Сергеевича, и удовлетворял он ее вот каким способом: в свободное время ездил по городу и выискивал дома, предназначенные на слом. Чуть только такой дом освобождали жильцы, Константинов был уже тут как тут. Надевал перчатки, доставал из сумки небольшую монтировку и обходил пустые комнаты, в которых уже пахло сыростью, землей и даже почему-то мертвечиной. Кругом валялись груды брошенного мусора, в котором Константинову удавалось найти немало интересного, от книг до старинных флакончиков для духов. Однажды он отыскал роскошную вазу, правда, в виде осколков, но ее удалось склеить. В другой раз ему попалась печная заслонка невиданной красоты, судя по всему, отлитая в XVII веке, а то и раньше. Полуразбитые статуэтки, иконы в жутком, непотребном состоянии, картины неизвестных художников, где едва-едва можно было разобрать лица и предметы, тоже попадались. Еще множество бытовых мелочей: очки с выбитыми стеклами, туфли или сандалии, как правило, непарные, дамские сумочки или то, что от них осталось, какие-то рваные платья, отделанные стеклярусом или истлевшим кружевом.
Однажды в каком-то подвале он наткнулся на заплесневелый, покрытый темными пятнами саквояж. Саквояж был набит полусгнившими газетами начала XX столетия. Точнее сказать было трудно, потому что даже те из них, что не сгнили, превратились в труху, и Константинов осторожно, по одной вынимал их и рассматривал с благоговением: это тоже была столь обожаемая им старина. Представьте себе: именно среди этих газет он и наткнулся на пыльный мешочек из истончившейся, потертой кожи, в котором перекатывались какие-то камушки.
Как только Константинов взял его в руки и ощутил пальцами это перекатывание, он почему-то сразу понял, что там находится. Больше ничего в этом доме он трогать не стал, даже не глянул в сторону бережно отобранного старья, сверточек спрятал в карман, перчатки снял и отбросил, монтировку отшвырнул, из развалин вышел и немедленно уехал ближайшей электричкой на дачу в Рекшино. Именно там, в халупе на четырех сотках он хранил все свои сокровища, поскольку жена наотрез отказалась видеть это барахло в своей до блеска вымытой хрущобе. Да, был риск, что местная шпана вскроет дачу, однако ценность все эти сокровища имели только в глазах человека, помешанного на антиквариате, а воришки – люди практичные, они ищут то, что можно продать или хотя бы выменять на водку.
Итак, Константинов приехал на свой тайный склад, завесил окна, зажег свечку (электричество в Рекшине теоретически было, но его постоянно отключали, отключили и на сей раз, пожалуй, даже кстати) и развязал узелок, чтобы как следует рассмотреть находку.
Невзрачные камушки, похожи на грязные стекляшки.
Константинов помыл их в теплой воде с хозяйственным мылом. Пересчитал. Их оказалось почти три сотни – крупных, отборных бриллиантов размером одни с горошину, другие с вишневую косточку (в каратах Константинов еще не разбирался), великолепной огранки, некоторые с загадочными темными пятнышками внутри. 285 бриллиантов.
Кому принадлежали эти бриллианты, кто спрятал их в саквояже среди газет?
Об этом можно было только гадать. Константинов вспомнил многочисленные истории о том, как после революции богатые люди пытались утаить сокровища от безумной толпы грабителей, в которую в одночасье превратился народ. Куда только не прятали бриллианты, украшения, золотые монеты! Шили пояса, выдалбливали трости, делали для женщин специальные шиньоны-тайники, прятали камни под подошвами башмаков… Владелец или владелица этих бриллиантов, видимо, в спешке сунули их в саквояж под газеты. Темные ржавые пятна на коже вполне могли быть пятнами крови…
Об этом Константинов предпочитал не думать, какой смысл? Важно только то, что он стал обладателем целого состояния, богатства поистине несметного…
Такие находки вряд ли могут пройти для человеческой психики бесследно. Разумеется, теперь Константинов страшно боялся, что люди каким-то образом проведают о сокровищах и ограбят его, а то и убьют. Об этом не должны были знать даже самые близкие, жена и сын, тем более что Константинов своей семейной жизнью никогда доволен не был. Жену он не любил и втихомолку ей изменял, если выпадал удобный случай, в командировке, например, или на какой-нибудь турбазе, не говоря уже о том, что тайно вожделел ее подругу, хоть и понимал, что шансов у него ниже нуля. Воспитание сына его ничуточки не интересовало, он с удовольствием сплавил бы его каким-нибудь бабушкам или дедушкам, но таковых в семье Константиновых не имелось. Словом, посвящать домашних и делиться сокровищами он не собирался.
Валерий Константинов непрестанно думал, как сохранить тайну и спрятать бриллианты. Ни одно место в мире не казалось ему достаточно надежным, будь это даже сейф какого-нибудь цюрихского депозитария. Идеально было бы, конечно, носить камни с собой. Придумать тайник, который не вызывал бы подозрений…
Такой тайник он придумал. Изготовил его сам, и теперь всегда носил его в кармане пиджака, конечно, некрасиво оттопыренном. Когда Константинову говорили, что он портит собственный костюм, он только пожимал плечами. Поскольку ему всегда было наплевать на то, как он выглядит и во что одевается, это никого не удивляло.
Очень немногие люди, получив в свое обладание большие деньги, уберегутся от искушения немедленно начать их тратить. В этом смысле Константинов ничем от большинства не отличался. Сами по себе бриллианты его не интересовали – но какие возможности они открывали! Теперь он мог перестать шариться в развалинах, мог ездить в Москву за настоящей стариной (в родном городе Константинов решил не светиться, тем паче, что два-три антикварных магазина Нижнего Новгорода были подавляюще убогими). Но для этого бриллианты нужно было превратить в деньги.
Как? Сдать камушек в скупку? Хорошо, один-два сдашь, а больше? Заметят, проследят. Опасно!
Надежных людей, которые занимались тайной скупкой драгоценностей, Константинов не знал, обращаться к незнакомым ювелирам или антикварам не осмеливался. Невозможность потратить деньги, которые просто-таки жгли ему карман, запрет осуществить желания – а желаний у полунищего эмэнэса, затурканного советским бытом, а потом соблазнами рынка, накопилось с вагон – стали навязчивой идеей Константинова и медленно, но верно свели его с ума.
Санкт-Петербург, 1780-е годы
Что и говорить, путь к персоне императрицы тернист. Конечно, порою нечаянная удача перепадает, как в распространенном анекдоте, какому-нибудь часовому, который приступает к делу рядовым, а уходит из опочивальни капралом. Но, как правило, дело обстояло иначе и далеко не так просто.
