Великая княжна вышла из лимузина и прочитала табличку на ближайшем здании: «Boulevard des Invalides».
– Мы что же это, в Дом Инвалидов направляемся? Скука смертная, – недовольно сказала она Вяземскому. – Я думала, мы обойдемся без занудных достопримечательностей из «Справочника пожилого путешественника».
– О нет, ваше высочество, – Вяземский решительно направился вперед, то и дело невольно поглядывая на свое отражение в витринах маленьких магазинчиков. – Вы будете довольны.
– Прежде всего разрешаю накормить меня завтраком! – торопливо крикнула ему в спину Екатерина, кутаясь в свой бежевый плащ. Туман рассеялся, но на смену ему пришел нешуточный пронизывающий ветер.
– Именно с этого я и собирался начать, – галантно повернулся к ней граф и указал на симпатичные круглые столики уличного кафе. – Буланжерия к вашим услугам, ваше высочество.
– Можно просто Екатерина, – смягчилась великая княжна. – И давайте зайдем внутрь.
В кафе-пекарне было тепло, шумно и празднично: нарядная свежая выпечка с ягодами, фруктами, кремом; тортики и пирожные всех мастей. Принцесса, застонав от этого изобилия, устроилась за одним из столиков, Вяземский уселся рядом. К счастью, вкуснейшие запахи, гулявшие по пекарне, полностью перебили мускусный аромат графа.
Съемочная группа снимала Екатерину и ее жениха с улицы, через стекло, направив на пару чувствительные параболические микрофоны. Казак вместе с одним из охранников «Всемогущего» остался скромно стоять у двери, чтобы не портить кадр.
Мимо принцессиного столика уже в четвертый раз пробежал высокий худой официант с гасконским носом.
– Простите? Можно меню? Мы хотим заказать! – безуспешно взывал к нему Вяземский.
Пробегая мимо в пятый раз, официант наконец швырнул на столик меню, по толщине сравнимое с фолиантом «Истории Франции с 1481 года до наших дней».
– Не очень-то вежливо, – подняла брови Екатерина и углубилась в энциклопедию выпечки.
– Вы готовы? – подлетел спустя пятнадцать секунд гасконец, показывая всем своим видом, насколько проще и веселее ему бы жилось, если бы посетители не гнались за гастрономическими удовольствиями, а тихо-мирно сидели по своим домам, не высовывая оттуда носа.
Екатерина поняла, что березовый сок тут выпрашивать бессмысленно.
– У вас есть капучино? – уточнила она, не увидев соответствующей строчки в кофейном разделе.
Гасконец презрительно фыркнул.
– Вы не в Сан-Франциско.
– Бьен, – сдержалась Екатерина. – Тогда принесите кофе с молоком, а мы пока подумаем, что из выпечки к нему взять.
Официант еле слышно пробормотал что-то нелицеприятное об умственных способностях людей, не способных принимать быстрые решения, и унесся прочь.
– Вы слышали?! – изумленно обратилась к Вяземскому принцесса. – Это он обо мне?!
– Вот вам и неофициальный Париж, – вполне по-галльски пожал плечами граф. – Здесь везде так. Советую поскорее выбрать еду, а то, чего доброго, еще пересадят куда-нибудь к туалету.
Великая княжна испуганно ткнула пальцем в первую попавшуюся страницу.
– Тогда я буду… – она всмотрелась в название, – «крок-месье». Ну что ж, ветчина и сыр в горячем тосте, неплохо.
– О, ну я, разумеется, буду макарони.
– Ну разумеется, – подхватила Екатерина, – это же самое дорогое печенье в мире. Закажите, я сейчас вернусь.
Великая княжна, поминутно извиняясь, пробилась сквозь толпу к туалету. Санитарная комнатка скрывалась за обшарпанной дверью и выглядела совсем ненарядно. Массивная раковина с отколотым краем и кривыми деревянными ногами явно застала Наполеона. Полуразбитый унитаз недалеко ушел от примитивной дырки в полу. Из крана сочилась тоненькая ржавая струйка ледяной воды. И это в самом сердце самого романтичного города на земле!
Фу.
Еду принесли спустя сорок минут. После сорока напоминаний, просьб и униженной мольбы. Крок-месье оказался вполне приличным, а вот вместо кофе с молоком принцесса получила довольно гадкий эспрессо. По фантастической цене.
– Я бы могла за эти деньги в любом петербургском трактире взять суп, салат, горячее с гарниром, десерт, да еще и на березовый сок бы осталось! – прикинула Екатерина, уставившись в счет. Она предложила оплатить половину суммы; Вяземский помялся, но возражать не стал.
– Екатерина, ну как же вы можете сравнивать какой-то убогий русский трактир и буланжерию на бульваре Инвалидов! – укоряюще покачал головой граф.
– По крайней мере, в любом «убогом» трактире сантехника будет соответствовать гигиеническим стандартам! Ладно, куда дальше?
– А дальше сюрприз!
Граф, напустив на себя таинственность, вывел Екатерину из пекарни и сразу свернул на узенькую Рю де Бабилон. «Pagode» – гласила большая синяя вывеска над живописным садом. Вяземский открыл калитку:
– Здесь вы увидите свою маму!
– Что?! Маму?!
У Екатерины зашлось сердце. Так же, как пару недель назад на ристалище. Конечно, она знала, что маменька где-то далеко в Африке и никогда не вернется, но вдруг… Вдруг… Маменька всегда так любила Париж… В голове был полный сумбур.
– Тут, милая Екатерина, мы с вами посмотрим «Осень в Париже!» – торжественно объявил Вяземский. Он не заметил эффекта, произведенного его предыдущей неосторожной фразой. Никто никогда не замечал ее реакции. Великая княжна умела скрывать свои чувства. – Здесь находится уютнейший в мире кинотеатр!
Извилистая тропинка, петляя между фигурно подстриженными деревьями и покрытыми мхом камнями, привела парочку к самой настоящей восточной пагоде – с подкрученными карнизами и китайскими львами при входе. Морды у львов были крайне раздраженными. Возможно, из-за запаха плесени, доносившегося из открытых дверей здания.
Внутри ощущение затхлости усилилось. Гобелены с изображениями драконов не мешало бы простирнуть, подумалось Екатерине. А истертую обивку кресел в крошечном кинозале – выбросить без сожалений.
Однако Вяземский был очень доволен собой и кинопагодой.
– Как раз успели к началу сеанса, – прошептал он, когда в зале погас свет, на экране возник логотип Шепсинской киностудии (бескрайний пляж с шипящей морской пеной) и раздался саундтрек заставки: «Ш-ш-ш! Это Шепси!»
«Осень в Париже» шла во французском переводе. Это было странно. Екатерина знала фильм наизусть, и одними губами проговаривала за маменьку ее реплики на русском.
Ирреальность происходящего ударила в висок, когда в кадре мелькнула пекарня на бульваре Инвалидов, где только что завтракала сама Екатерина. В фильме буланжерия выглядела по-другому: была изысканной, полупустой и чистой. Василиса задумчиво пила вино, глядя в окно на умытый, залитый солнцем бульвар; молоденький официант обслуживал ее расторопно и безупречно вежливо. Вопрос с оплатой счета – наверняка астрономического – киношники и вовсе проигнорировали. Ничего удивительного: бедная, хоть и невероятно талантливая художница, которую играла Василиса, никак не могла себе позволить вот так вальяжно закусывать в кафе, когда по сюжету у нее не было денег даже на оплату квартиры.
