Сегодня был «идеальный день» авторства Алексея, и Попович всерьез намеревался не ударить в грязь ни лицом, ни какими-то другими частями тела. Повторения вселенского позора, как на ристалище, больше не будет!
Однако для непомерного угождения великой княжне требовались непомерные же силы. Накануне богатырь-умелец влез в заводские настройки скатерти и кое-что там подкрутил, научив самобранку плохому. Ну не то чтобы плохому, а скорее умению слегка отступать от правил – качеству, присущему высококлассным шеф-поварам. Дело в том, что взгляды Алексея на размер порций радикально расходились со взглядами программистов ВАЗЗа. Наверняка эти ребята, волжане, были худющими, как жуки-палочники, если анекдотические пайки на фарфоровых тарелочках, выдаваемые скатертью, казались им нормальными.
После вечернего сеанса прокачивания мозгов сегодня с утра самобранка выдала им с Екатериной невообразимо большущую яичницу прямо на шипящей чугунной сковороде. Великая княжна сначала немного смутилась – она привыкла к другому обслуживанию, но потом оценила затею. Алексей даже удостоился похвалы в виде сдержанной шутки: «Эта яичница – прямо Божий дар», – редкая удача, Екатерину нельзя было назвать болтушкой-веселушкой. Одним словом, день начался великолепно.
Алексей чувствовал кураж. И еще приятную сытость.
Ему хотелось, чтобы и у принцессы настроение стало получше.
А без разговора о Генри его было не исправить.
– Не понимаю, о чем вы, Алеша. – Великая княжна с преувеличенным интересом стала рассматривать салфетку из плотной ткани, перекинутую через столик. На каждой салфетке был вышит логотип петербургского завода «Артур Коппель»: дружелюбный синий паровозик с красными колесами. Из маленькой трубы бодро валил белый дым, похожий на сахарную вату.
Атмосфера коппелевского вагона напоминала аристократический клуб-салон девятнадцатого века – бордовые пружинистые кресла, свежие цветы, деревянные панели на стенах. Однако в отличие от заурядных оконных видов, которые мог предоставить своим посетителям клуб девятнадцатого века, просторы, открывавшиеся пассажирам экспресса, вызывали у них всю палитру восхищенных восклицаний – начиная от «ах!» и «ух ты!» и заканчивая цитированием любимых стихов. Осень, русская осень пылала вокруг, и чудесные разноцветные домики подчеркивали красоту природы.
– Бросьте, Екатерина, я же был на ристалище, – наклонился к великой княжне Алексей. – И не просто был, а по полной программе грохнулся на тверденькую землю. Да, принцесса, не подумайте, что ковер из блесток Ангела сделал ее менее тверденькой! Посмотрите, я теперь просто дряхлый инвалид, – богатырь завозился на сиденье, – до сих пор сидеть могу только бочком! Мой новый приятель синяк-гигант, похоже, решил остаться со мной навеки. Так неужели я не заслужил немного откровенности с вашей стороны?
– Но мне нечего вам сообщить! – Екатерина царапала розовым ноготком сахарный дым на салфетке. Глаз она не поднимала, и Алексей подивился, какие длинные у принцессы ресницы. Без косметики она выглядела свежей и хрупкой, в простой белой футболке, узких джинсах и балетках. Рядом на сиденье валялась черная жокейская курточка. Сам он не изменил себе, надел любимую клетчатую рубаху. Там, куда они направлялись, дресс-код не соблюдался.
– Не-а, – отрицательно помотал головой Алексей. – Не получится.
– Что не получится?
– Не получится у вас скрыть ошибку в программе. Я спец по обнаружению багов. Я как эта новозеландская птичка киви, знаете, такая кругленькая, толстенькая, пушистая, с тонким клювиком, вынюхивает жучков под землей. – И Алексей показал при помощи указательного пальца, приставленного к носу, как именно ведет себя птичка киви, желающая вкусно пообедать червячками. Потом посерьезнел. – Екатерина, я же слышал, что сказал на ристалище Генри. И видел ваше лицо, хотя после падения перед глазами и плыли звездочки. Давайте, принцесса, признайтесь мне как другу.
– Но, Алеша, – великая княжна все еще колебалась. – Вы мне не только друг, чему я, кстати, очень рада, но еще и, извините за прямоту, жених.
– Да ладно вам, – сморщился Алексей, – мы оба знаем, что я жених второго сорта. Вы же не удержитесь и выберете этого фуфырю Вяземского. За мной миллион рублей приданого никто не дает. Я-то в конкурсе в основном по инерции участвую. Раз уж начал, надо идти до конца.
Кроме того, чем дольше он оставался в проекте, тем дольше мог помогать Николаю Константиновичу с «Фодиатором». Проект двадцать первого века! В императоре он увидел родственную душу. Никак нельзя было прошляпить официальное родство с гениальным изобретателем.
А глубокое знание женщин подсказывало Алексею, что все они одинаковы. Не стоит суетиться. Нет смысла бегать, как очумелая птичка киви, и выискивать идеальную девушку. Екатерина была красива, умна, воспитанна. Чего еще желать? Разве что дисквалификации подлеца Вяземского, вооруженного солидной суммой.
– А вот зря вы так уверены в своем проигрыше! – воскликнула Екатерина. – Почему, как вы думаете, «Всемогущий» назначил этот миллион за графа? Потому что всем понятно, что у него нет ни единого шанса против вас, Алеша. Вы для меня – самый разумный и очевидный выбор. Деньги потратятся, а муж останется, если перефразировать великую актрису Фанни Фельдман.
– Разумный и очевидный выбор? – ехидно повторил Алексей. – Да, Екатерина, в шекспировские герои мы с вами не годимся. Страсти в таких отношениях маловато.
– Да ведь и вы, Алеша, вроде не горите, – сказала великая княжна, отложив салфетку в сторону.
– Что вы, принцесса, лучше вас не найти, – пробормотал жених, балуясь с электронным меню на сенсорном экранчике – такие были вмонтированы в стену возле каждой пары сидений и назывались «Чего изволите?». Выбор напитков был просто огромным. – Вам взять вашего кленового сока?
– Березового, – с прохладцей поправила Екатерина. – Возьмите.
– А-а, березового, точно. Помню, что из дерева какого-то… А я, пожалуй, вдарю по сбитеньку.
Алексей приложил к экранчику свою банковскую карточку, раздался мелодичный перезвон, словно мальчик-с-пальчик музицировал на колокольчиках-с-ноготок, и через несколько минут в проходе появилась радиоуправляемая тележка с антенной, присланная из вагона-ресторана. Тележка радовала глаз: напитки в прозрачных стаканах (на одном был нарисован березовый листочек, на другом – сочащиеся медом соты) и на отдельной тарелочке – парочка тонких трубочек из рябины (комплимент от заведения).
– О, левашики! – возликовала великая княжна.
– Вернемся к животрепещущей теме, – сказал Алексей, пробуя сбитень. – Хорош! Так что там с Генри? «И сердце задыхается в разлуке»?
[11]
Екатерина приподняла брови.
– Не могу поверить, что человек, второй раз за две минуты упоминающий Шекспира, не мог высидеть те же две минуты на заседании нашего летнего литературного клуба.
