Он напоминал глубокое озеро, ее брат. Страшное черное озеро без дна, в которое не хочется нырять, чтобы проверить, есть ли там хоть какой-то намек на земную твердь под ногами. Он умел создавать красивейшие вещи, но делал их только для того, чтобы потом собственноручно разрушить. Эльза помнила модели парусных кораблей, сделанных Димитрием. Он корпел над ними часами в своей комнате, и в такие моменты казалось, что занятие ему даже нравится, оно отвлекает его от злых мыслей. Корабли выходили как настоящие, с тканевыми парусами, канатами из льняной бечевки, железными якорями. Их днища были как следует проконопачены, поэтому спустить на воду тоже допускалось – мини-судно выдержало бы рейд.
Но Димитрий никогда не спускал их на воду. Он относил их в дальний конец сада, туда, где к ограде примыкала густая роща, и там, в углу, сжигал. Кладбище погибших кораблей, вот как Эльза про себя называла пепелище, на котором, если порыться в золе, можно было отыскать якорь или обрывок паруса. Она бегала туда украдкой и ковырялась пальчиком в черной трухе, а находки хранила в тайном месте в спичечном коробке. Эльзе часто хотелось попросить брата не сжигать хотя бы один корабль, подарить ей, но в его присутствии отнимался язык.
Однажды она сидела и снова искала хоть какую-то частичку после очередного ритуального сожжения, когда услышала женский голос. Это потом, многими годами позже, прокручивая в голове ситуацию, Эльза восстановила все детали событий. Женщина, которая подкралась к богатому особняку со стороны непроходимой рощи, была из свободного народа. Некоторые в ту пору промышляли, воруя детей из обеспеченных семей, а потом требуя за них баснословный выкуп. Если семья мешкала – украденных переправляли в Нардинию, тоже за немалые деньги, а что делали там с ними, уже никто не ведал.
Маленькая Эльза, конечно, ничего такого не знала. Она просто увидела тетю, которая просто попросила ее о помощи. Крохотный зайчонок застрял лапкой в капкане, поставленном каким-то охотником, и не может выбраться. Вон там, совсем недалеко, родители и не спохватятся. А потом зайчонка можно будет оставить себе. Его надо будет лечить, купить ему клетку и давать морковку с капустой, чтобы он забавно ими хрустел.
Эльза даже не подумала о том, почему большая и сильная тетя не может сама разжать капкан, и чем там сумеет помочь маленькая девочка. Так же она не заметила, как блестят тетины глаза, потому что просто не знала, как блестят глаза у тех, кто уже не может жить без дозы опиума. Как и положено послушной девочке, Эльза оглянулась в сторону дома, подумывая, что неплохо бы отпроситься у старших, но сад был большим и густым, бежать далеко, а зайчонок так страдал…
Когда она уже протискивала между прутьев свое небольшое худое тельце, а тетенька с той стороны помогала и тянула за руку, раздалось грозное рычание и топот ног бегущего во весь опор хищника. Точнее, это Эльза своим слухом почувствовала рычание и топот, а тетенька, будучи человеком, заметила опасность поздно. Слишком поздно, когда он уже перепрыгнул ограду и бросился на нее.
Эльза запищала и залезла обратно в сад, успев только разглядеть мелькнувшие руки и ноги на фоне пепельно-серой шкуры волка. Это был он, ее злой старший брат. Он обижал тетеньку, та сначала кричала где-то в кустах, а потом быстро затихла, наверно убежала. Димитрий снова появился, легко и пружинисто перескочил высокую увенчанную острыми пиками ограду, его грудь и пасть были окрашены алым. Он прошел мимо Эльзы, неся с собой удушающий запах крови и страха, и попутно ударил ее хвостом по лицу.
Она расплакалась, умчалась прочь, забилась куда-то в угол, где ее с трудом выцарапала нянька и кое-как вытрясла рассказ про тетеньку и зайчонка. К счастью, женщина сумела найти слова, чтобы объяснить ребенку сложное простым языком. Эльза сообразила, что если бы не брат, ее увели бы от папы с мамой, и так поступать больше нельзя никогда-никогда.
Ночью она все-таки сделала это. Взяла стул, дотащила его до железной двери, забралась, опасно балансируя на носочках. Ключ был успешно снят, но повернулся с таким скрежетом, что, казалось, перебудил весь дом, и Эльза притаилась. Хорошо, что никто не явился.
Тогда она вошла. Димитрий лежал на полу возле кровати. Просто лежал ничком, прижавшись щекой к холодным доскам и согнув одну ногу в колене. Он, конечно, слышал возню сестры, но предпочел никак не реагировать. Не говоря ни слова, она подошла, опустилась рядом, обхватила его большую темноволосую голову, скользя ладонями по мокрому лицу, и подтянула к себе. Ее плечо оказалось совсем рядом с его губами, и тогда Димитрий открыл рот и укусил Эльзу. Он вонзил зубы очень глубоко, у нее на глаза навернулись уже привычные слезы, но она стерпела, не всхлипнула и лишь крепче прижала его голову к своей груди, баюкая, как делала с куклами во время игры в дочки-матери.
Она погладила брата по волосам и поцеловала в макушку, а он сцепил зубы еще сильнее и лишь вздрагивал иногда всем телом, обхватив ее уже обеими руками. Тогда Эльзе на секунду показалось, что Димитрий не такой уж и плохой. Почему мама с папой не покупают ему подарки, не водят к вольеру с животными? Может, он стал бы добрее. Осмелев в своем порыве, она даже попросила:
– Не ломай больше мои игрушки. Пожалуйста.
Он мягко вынул зубы из ее тела, ранки защипало и снова запахло кровью.
– Я буду их ломать. Все равно буду! – процедил Димитрий с упрямой злостью, а потом облизнул губы, вздохнул и тихо добавил: – Но пока я жив, никто не причинит тебе вреда, сестренка. Знай это. Никто. Кроме меня.
Цирховия. Двадцать восемь лет со дня затмения
Под очередной раскат грома Алекс решительно захлопнул ногой входную дверь. Он двинулся вперед по темной прихожей, прижимая к груди женщину, без которой не жил, а существовал все эти годы. Она снова была в его руках, и он снова осознавал, что должен ее отпустить, оттолкнуть, вычеркнуть из своей жизни… или нет? Призрачный второй шанс, мимолетная фантазия о счастливом будущем на миг заполнили его разум, и Алекс тряхнул головой, отгоняя сентиментальный порыв.
Эльза дрожала и казалась заледеневшей. Такая легкая, почти невесомая! Если взглянуть со стороны – можно подумать, что ее хрупкое тело сломается от порыва ветерка. Но Алекс знал, что это обманчивое впечатление. Тогда, много лет назад, он был достаточно силен. И безумен. Он до сих пор помнил ее гибкую талию под своими ладонями и крохотные мускулы на руках, которые напрягались, когда Эльза пыталась содрать его пальцы с себя. И их поцелуй, яростный, с привкусом крови и его неконтролируемого желания. И как расширились ее глаза, когда он взял ее невинность, придавливая всем своим весом к сбитой и развороченной постели.
От воспоминаний Алекса замутило. Он покачнулся, крепче притиснул к себе Эльзу, словно боялся уронить. Она согнулась калачиком и спрятала лицо, ее руки лежали вокруг его шеи, обжигая, как раскаленное ярмо. Какая же она холодная, как же она замерзла! Наверняка ей пришлось долго идти под ливнем в промокшей насквозь тонкой одежде, и от этого ее пробрало до костей. Если прислушаться, можно было услышать, как стучат ее зубы. А еще она плакала, и Алексу хотелось выть и крушить все вокруг, потому что он чувствовал себя беспомощным против силы ее слез.
