Алекс задавал себе эти вопросы, но понимал, что сам знает на них ответ. Потому что это его наказание, его расплата за прошлое. Потому что он сделал ей этого ребенка в ненависти и страхе, а не в любви и нежности. Но как же он мечтал все исправить! Даже то, что не убил Эльзу, в самый последний момент сумел побороть своего зверя и изменить направление прыжка, доказывало это.
Когда Алекс вернулся домой под утро, то обнаружил Эльзу на кровати в спальне. Он увидел ее, когда осторожно заглянул из застланного туманом сада в разбитое, ощетинившееся треугольниками осколков окно. Заглянул – и тут же бросился в дом, подозревая самое худшее. Эльза лежала на животе, повернув голову набок и свесив одну руку вниз. Ее глаза были открыты и оставались совершенно черными. Она почти не дышала. Алекс перевернул ее невесомое тело, прижал к груди, с ужасом думая, что сейчас увидит распоротый живот, вскрытое горло – в общем, раны, которые причинил ей его зверь.
Но оказалось, что он так и не тронул Эльзу. Мог бы догадаться еще снаружи, когда не почуял запаха крови, но так перепугался, что не подумал об этом сразу. Он смутно помнил все, что случилось с ним после обращения, но ни с чем бы не перепутал следы собственных когтей. А их на теле Эльзы не было. Значит, все-таки выкинул себя в окно и помотался где-то в объятиях грозовой ночи, лишь бы спасти ее.
И все же, несмотря на отсутствие ран, она казалась мертвой. Руки и ноги почти окоченели, сердце изредка посылало глухие удары в груди. Алекс так и сидел некоторое время, стискивая ее в объятиях и глядя в одну точку, пока она, не моргая, смотрела вверх страшными провалами остекленевших глаз. Алекс тоже казался себе мертвым и окоченевшим. Потом он встал, аккуратно положил Эльзу на подушки и накрыл одеялом. Надел служебную форму и отправился в здание правления.
Он осознавал, как сильно рискует, отправляясь прямо зверю в зубы. Но неведение было еще страшнее и опаснее. Алекс не мог понять, что делать дальше, пока не разобрался в ситуации, а время подгоняло и работало против него. Что если, вернувшись, он обнаружит Эльзу окончательно мертвой? Нет, такие мысли следовало гнать прочь. Он сможет, он успеет, ему нужно только понять, ищут ее или нет и как скоро найдут. А если и найдут… что ж, может, так будет даже лучше, потому что Алекс понятия не имел, как вывести ее из транса.
– Алекс! Друг мой Алекс! – окликнули его из-за спины.
Он обернулся. От подножия лестницы, оставшегося уже на приличном расстоянии позади, к нему спешил начальник личной охраны Его Сиятельства. За минувшие годы Ян округлился от сытой жизни и отрастил брюшко. Крутой подъем давался ему нелегко, мучил одышкой. Добравшись до Алекса, Ян оперся на его плечо и согнулся в попытке восстановить дыхание.
– Его сиятельное Сиятельство изволили сегодня проснуться не в духе, – усмехнулся он в своей излюбленной привычке выражаться витиевато и играть словами. – Предупреждаю тебя по-дружески.
– Спасибо, – сухо кивнул Алекс и повернулся, чтобы продолжить путь.
– Да не за что, – Ян прицепился к его локтю, как вагончик – к локомотиву. Так ему легче было идти. – Сиятельство изволят просыпаться не в духе все последние несколько лет, так что это никакая не новость. Просто ты дурак, Алекс, что пошел к нему с утра. Отхватишь ведь – только шерсть клочками полетит.
Алекс поднял взгляд. Квадратный, пронзающий небо острыми шпилями темпл уже маячил на довольно близком расстоянии. Утро после грозы было ясным, туман на холме уже рассеялся под порывами ветра, и позолоченные стены здания нежно блестели в солнечных лучах.
– У меня нет выбора.
– Лукавишь, друг мой Алекс. Лукавишь. Выбор у тебя есть. Хороший такой выбор – сидеть в своей норке, пока не позовут. Но тебе нравится дразнить Сиятельство, потому что он пылает к тебе странной и необъяснимой любовью. Поэтому ты и чешешь вверх по лестнице, уверенный, что ничего тебе за это не будет. И отмахиваешься от Яна, своего старинного приятеля, как от навозной мухи. Не будь так самоуверен: когда-нибудь Сиятельство все-таки разлюбит тебя, Алекс. Как разлюбил меня.
– Вся любовь объясняется в два счета. Он просто очень виноват передо мной, – буркнул Алекс под нос, не сбавляя шага и с каким-то мрачным удовлетворением слушая, как задыхается его спутник, – и очень мне должен.
– А вот так говорить нельзя! – почти всерьез испугался Ян и даже погрозил пальцем. – И мысленно не стоит думать! Чтобы Сиятельство был перед кем-то виноват? Ты выжил из ума, друг мой. Или ты просто от рождения идиот.
Алекс не стал вступать в полемику, и тогда Ян вдруг резко дернул его за локоть, заставил остановиться и посмотреть в лицо.
– Поговори с ним обо мне, – произнес он тихим и напряженным голосом. Вся напускная шутливость мигом слетела, полноватые щеки побледнели, а губы поджались. – Я ведь люблю его, как брата, и он это знает. Мы были вместе много лет, спина к спине. Я скучаю по нашему прошлому. Почему он такой злопамятный? Почему он до сих пор не может меня простить? Он ставит нашу дружбу ниже этого? Кого только я не подкладывал под него за все эти годы, девок всех мастей, и похожих, и нет, и благородных, и нищих, сколько трупов убрал за ним, как только не пытался задобрить – а он по-прежнему отказывается меня видеть. Я не могу так жить. Я не могу получать задания через третьи руки, как жалкая вошь. Я хочу посмотреть ему в глаза. И лично попросить прощения.
– Так открой двери, зайди и попроси, – пожал плечами Алекс.
Ян расплылся в недоверчивой и грустной улыбке.
– Не-ет, друг мой Алекс. Сиятельство поклялся, что убьет меня на месте, если по собственной инициативе попадусь на глаза. Как-то не хочется мне испытывать судьбу. Поговори с ним. Пусть он прикажет мне прийти. Я буду ждать.
Алекс кивнул, уже заранее зная, что не станет выполнять эту просьбу. Ян никогда не рассказывал ему правды о том, что за кошка пробежала между ним и господином, отвечал уклончиво, что это их личное дело. А раз личное, то пусть сами и разбираются. Выступать адвокатом Алекс не собирался, и каждый раз соглашался на просьбу Яна просто из нежелания слушать его нытье.
Шестеро личных стражей, построенных в ряд на площадке у дверей в темпл, звякнули оружием и сделали боевую стойку при появлении Алекса, но при виде Яна приняли «вольно».
– Нападения опасаетесь? – хмыкнул Алекс.
– По статусу положено, – проворчал Ян. – Так-то кому охота в трезвом рассудке на Сиятельство нападать?
– А на канцлера? – поддел Алекс.
– Да кому он нужен.
Ян лично подошел и распахнул дверь в темпл, пропуская Алекса внутрь. Защелкнул замок за его спиной, благоразумно оставшись снаружи.
В квадратном зале главного помещения пахло тлеющей полынью. Горьковатый дымок витал в воздухе, щекотал нос и оседал на языке. Высокие толстые желтые свечи в тяжелых напольных светильниках важно пускали прозрачные слезы. Ласковые и снисходительные лица святых смотрели на Алекса с каждой стены, окружали его, протягивая руки и словно желая обнять. Взаимного стремления он не испытывал, слишком хорошо знал, как удушающе крепки объятия любой из высших сил.
