Петра сглотнула и облизнула губы.
– А про что тогда наша с тобой история?
Димитрий провел ладонями по ее рукам вниз до локтей и обратно, потерся кончиком носа о выступающий позвонок. Жаль будет терять этот цветочный аромат. И даже запах проклятой выпечки, будь он неладен, жаль тоже.
– Наша история о девочке, которая искала себе богатого покровителя. Именно поэтому она так не торопится домой. Ни разу не сняла трубку и не позвонила родным, хотя телефон позволяет совершать звонки в любые страны. Не попросила купить ей обратный билет, хотя ей разрешили покупать все, что угодно. Она ни с кем не заводит связей, потому что нашла то, что искала. И теперь ей нужно только закрепить свое положение. Лечь и раздвинуть тонкие ножки. Она думает, что у нее там, между ног, нечто особенное. То, что решит все проблемы. Потому что богатые покровители не имеют обыкновения давать в долг, и она это знает.
Петра дернулась, как ошпаренная, и молниеносно отвесила ему пощечину. На ее глазах выступили слезы, как догадался Димитрий, от боли, потому что она сильно отшибла руку при ударе. Он оскалился, глядя на нее тяжелым взглядом исподлобья. Теперь он был победителем, а она – поверженным противником.
– Уходи…те, – губы у Петры задрожали. – Уходите. Пожалуйста.
Он отвесил ей шутливый поклон и вышел, слегка пошатываясь и стараясь не хвататься ладонями за виски. По крайней мере, пока она могла это увидеть.
Ян нашел его в комнатах под темплом темного бога, в ванне, полной горячей воды, куда Димитрий забрался как был: в одежде и обуви. Наметанным глазом мгновенно оценив обстановку, верный друг и помощник хмыкнул:
– Развлекаешься?
– Развлекаюсь, – согласился Димитрий.
Он воткнул лезвие охотничьего ножа, который держал в правой руке, в запястье левой, надавил и повел вниз, вдоль вены, до самого сгиба локтя. Сжал кулак, и порез разошелся, улыбаясь беззубым ртом, истекая вишневыми каплями. Вода в ванне тоже успела стать темно-вишневой, густой и ароматной. В ней будто клубился туман, он переливался, принимая причудливые формы, и если вглядеться, там можно было увидеть много интересного. Димитрий с легкостью читал там всю свою жизнь.
– Помогает? – поинтересовался Ян.
– Не-а, – беззаботно хохотнул он, наблюдая, как открытые края раны начинают потихоньку спаиваться обратно, и беззубый рот схлопывается, чтобы снова онеметь.
– Когда надоест портить себе руки, вспомни о делах, – с укоризной покачал головой помощник.
– Я всегда о них помню.
– Мне сегодня поехать на квартиру? Будут какие-то распоряжения?
Губы Димитрия растянулись в нехорошей, недоброй улыбке.
– Нет. Тебе не надо туда ехать. Совсем.
Он снова провел ножом и склонился к порезу, пристально изучая его взглядом:
– Ну, поговори со мной. Что же ты молчишь? Не нравится? Не нравится, когда так? Чего заткнулся? Говори…
Ян вздохнул, постоял еще немного, а потом тихонько притворил за собой дверь.
Петра ушла. Конечно, Димитрий знал это еще до того, как нащупал ключ в тайнике за кирпичной оградой. Она просто не могла остаться, если бы осталась, он бы сильно удивился. А так – даже порадовался, как легко угадал ее слабые места.
Он отметил эту маленькую победу над ней и над собой без особой помпезности. Упражнялся на ком-то в окулусе под привычный свист и крики восторженных зрителей, после боев с не меньшей яростью трахал кого-то на своей кровати. Не разбирая лиц, не вникая, кого Ян привел на этот раз. Потом проваливался в сон без сновидений, лежал трупом до следующего утра. Наконец, наступил момент, когда больше оттягивать стало невозможно. Петра ушла, и ему надо было убедиться в этом собственными глазами.
На столе в гостиной ровной стопочкой лежали деньги, вся сумма, которую он дал ей. Рядом заметил накрытые крышками тарелки, под которыми обнаружилась еда, уже протухшая на жаре, и записка: «Поешьте. Будет жалко, если продукты пропадут зря». Одним движением он смел все на пол, без крика, без единого звука вообще. Только посуда зазвенела, и прямоугольные банкноты ворохом запестрели, рассыпавшись поверх лужиц соуса.
Димитрий подошел к телефону, снял трубку и набрал номер Яна.
– Приберись тут, – сказал коротко, – и как можно быстрее.
– Прибраться? – кажется, тот понял все по голосу. – Стоп. А ты куда намылился?
Димитрий ухмыльнулся.
– Прокачусь немного. Возможно, придется мотнуться до Нардинии. Посмотрю, как пойдет.
– До Нардинии?! – Ян поперхнулся. – Ты с ума сошел? У тебя завтра бой! Тебе нельзя пропадать так надолго! Ты…
Но Димитрий уже положил трубку и вышел из квартиры.
Петра кормила голубей, сидя на скамейке в привокзальном парке. Она отщипывала крошки от куска черствой булки и кидала под ноги, а жирные круглобокие птицы ворковали и толкались на асфальте. В воздухе плыли паровозные гудки, на перронах провожали и встречали, и девушка с чемоданом тоже казалась одной из путешественниц, которую то ли забыли проводить, то ли не успели встретить. По случаю наступившей жары на ней красовалась белая майка на тонких бретелях и короткие джинсовые шорты, которые Димитрий уже видел раньше. Руки и ноги успели покрыться слабым золотисто-розовым загаром.
– А, это вы, – едва глянула Петра, когда он подсел к ней на скамью.
– Я.
– Мне не нужны ваши деньги. Вы ошиблись.
– А я их и не дам. Самому мало.
Уголки губ Петры дрогнули в полуулыбке, и Димитрий расценил это как добрый знак, попытался взять ее за руку, но девушка мягко отобрала пальцы:
– Извините, они кушать хотят.
– А ты? Ты есть не хочешь?
– А это уже не ваше дело, – голос Петры звучал вежливо, но твердо.
– Да брось. Ну что, так и будешь тут сидеть целыми днями?
– И это уже не ваше дело, – вздохнула она.
Димитрий прожег взглядом ее нарочито спокойное лицо.
– Не простишь?
Петра бросила крошки, игнорируя его взгляды на себе.
– А вы просите прощения?
– Пока нет, – он снова попытался коснуться ее ладони, и на этот раз Петра не стала сопротивляться. – Кто булку дал?
– Старушка одна. Поделилась.
– А работу уже нашла?
– Нет еще. Вы были правы, посудомойки тут не особо в цене.
Он вынул хлебный огрызок из руки Петры и целиком запустил в голубиную стаю. Птицы прыснули во все стороны, поднялись в воздух, хлопая крыльями, а затем так же слаженно кинулись обратно, чтобы растерзать богатую добычу.
– Тебя никто не обижал? Не приставали?
– Нет. Я в зале ожидания ночую. Там полиция дежурит.
