Разговаривает с фотографией, догадалась Джесс.
Когда она думала, что происходило между Мортон и Эриком, ей становилось не по себе. Предательство двоих близких людей угнетало.
Ах нет, трех. Вивьен. Как она могла забыть.
Джесс стало противно, и она поймала себя на мысли, что ей жаль. Жаль, что у Мортон не получилось задуманное и она не отправилась следом за Вивьен.
– Эрик, ты меня слышишь? Твои братья помогут тебе. Я уже все знаю, не удивляйся. И приняла решение – чтобы быть с тобой, я стану как и ты. Другой, – ласковым шепотом добавила Дайана.
И засмеялась. Высоко, пронзительно, с чувством превосходства.
Если раньше Джесс порывалась выйти из своего убежища, чтобы прогнать эту наглую девку, посмевшую отбирать чужое и клеветать на нее, то сейчас поняла совершенно точно – она не хочет встречаться с ней.
Мортон не в себе.
Дайана все же покинула спальню, захлопнув дверь. Джесс выдохнула.
И сколько она должна сидеть так?
Девушка поерзала, принимая более удобное положение.
Интересно, с кем разговаривала по телефону Мортон и с кем собирается встретиться в квартире Эрика?
И что за братья?
Эрик – единственный сын в семье. Кузены?
И какой собирается стать эта стерва? О чем речь?
Джесс не знала. Зато знала, что прежде, чем идти сюда, ей следовало бы поговорить с матерью Эрика. И она это сделает, но позднее. А сейчас должна сидеть тихо, как мышка, чтобы избежать встречи с тем, с кем собирается увидеться Мортон.
Она должна остаться незамеченной.
Время остановилось. Секунды превратились в минуты, а минуты – в часы.
Время тянулось, как карамель.
И из спасителя время стало врагом.
Джесс не знала, сколько она так просидела – десять минут или почти час. Тело устало от неподвижности, ноги затекли, и из-за дорогого одеколона Эрика ей все время хотелось чихать.
В какой-то момент аромат парфюма перебил другой запах – сырости, как из подвала, и холода, пролитого на снег прокисшего молока.
Температура в шкафу стала падать, и Джесс почувствовала странный холод. Первыми заледенели пальцы, и она, сложив их лодочкой, прижала к лицу, чтобы согреть дыханием. В это же время до ее плеча дотронулась чья-то ледяная влажная рука.
Джесс дернулась.
Рядом послышался противный смех.
И в темноте вспыхнули алые глаза.
Страх тотчас ворвался в кровеносную систему Джесс. Она, не контролируя себя, распахнула дверь шкафа и вырвалась на свободу.
В шкафу сидел небольшой снеговик. Верхняя часть его кома, заменяющего лицо, пропиталась алым. Человеческие серые руки с темными ногтями тянулись к девушке.
И в этот же миг где-то в квартире пронзительно закричала Дайана.
Джесс, не помня себя от ужаса, бросилась прочь из спальни, слыша леденящее душу хихиканье.
Она хотела убежать, оказаться подальше от этой проклятой квартиры, но этого ей сделать было не суждено.
В гостиной Джесс натолкнулась на Мортон, едва не споткнувшись о ее тело, но с трудом удержав равновесие, прилипнув к стене.
Дайана лежала на полу в луже собственной крови. А перед ней стоял Роберт Уолш, в ногах которого валялся испачканный нож.
Он был одет в униформу заключенного, рукав которой пропитался кровью. Поверх болтался испачканный в алом фартук – его ради забавы подарила Эрику сама Джесс, зная, что тот любит готовить.
А теперь его надел серийный убийца Роберт Уолш.
Мяснику тяжело без фартука.
Уолш перевел взгляд с Дайаны на Джесс и растерянно улыбнулся.
– Привет, – сказал он. – Как дела?
В его улыбке было что-то безумное.
Безумие летало по этому дому.
Безумие проникало сквозь поры в кожу.
Безумие захватывало все мозговые центры.
Ошеломленная Джесс застыла, понимая, что не может двигаться. Она смотрела на бывшую подругу, чувствуя, как ее накрывает новая волна ужаса.
Волна, сметающая на своем пути здравый смысл. Стирающая грани между запретами.
Не может быть.
Неможетбытьнеможетбытьнеможетбыть!
Глаза Дайаны были широко открыты и смотрели в потолок. Словно могли видеть сквозь него темное небо с потухшими звездами. Словно могли видеть то, что было неподвластно другим.
Словно были живыми.
Перед глазами Джесс мелькнула вспышка, возвращая забытые воспоминания.
Мертвая Алиса Уэлч смотрела точно так же.
Только не улыбалась так безукоризненно-легко, как Дайана.
– Она прекрасна, верно? – спросил Уолш, глядя на Джесс расширенными немигающими глазами.
Они тоже были мертвы.
Убийца был жив, но в его глазах не было жизни.
В них ничего не было, кроме беспросветной ледяной тьмы.
Джесс видела эту тьму. И знала, что эта тьма хочет ее.
Уолш сделал шаг вперед. Протянул руку, касаясь кончиков волос Джесс, достигающих середины предплечья. Испачкал их в крови – в своей или в крови Дайаны.
Чья бы ни была эта кровь, она оставалась предвестницей смерти.
Скорой смерти.
– Ты и правда хорошенькая, – пробормотал он. – Я бы… я бы мог…
– Не трогай… меня, – с трудом прошептала Джесс. Она чувствовала его неприятное дыхание и почему-то думала, что от него пахнет могилами.
– Это не я!
– Не трогай…
– Ты мне тоже не веришь?
Ступор внезапно спал. Девушка с непонятной силой оттолкнула Уолша в сторону, и он упал прямо на тело мертвой Дайаны. А Джесс кинулась по коридору ко входной двери, не осознавая, что делает.
Ее руки тряслись, как у наркоманки, когда она открывала замок. Глаза слезились. Воздуха в легких отчаянно не хватало, и Джесс с шумом хватала его губами, боясь задохнуться.
Замок наконец щелкнул. Дверь распахнулась. И Джесс попятилась назад с коротким криком, полным неугасающего ужаса.
За порогом стоял все тот же омерзительный снеговик – словно чьи-то руки пришили к трем слепленным комьям снега.
Руки распахнулись в приветливые объятия, став увеличиваться в размерах.
Джесс не должна была проскочить мимо этих объятий.
Ее не собирались выпускать из квартиры Эрика.
Джесс попыталась захлопнуть дверь, но серые пальцы вцепились в нее, не давая этого сделать.
– Чертова галлюцинация! – в отчаянии закричала девушка и все-таки захлопнула дверь.
