– Да что такое случилось? – спокойно спрашивал Вахрамей.
– Авдотья. Заскучала она здесь, поехала ко мне, к Сорочинской горе, где я по твоему приказу тайно досаждал оружейникам. Они-то уже давно прознали, что это твоих рук дело. Но ума не приложу, как они узнали, что Авдотья находится со мной. Она гуляла в лесу, собирала какие-то травы для отвара, а они её похитили.
– Похитили мою дочь? – сверкнул глазами Вахрамей, но всё же был как-то подозрительно спокоен, будто лишь нарочно изображает гнев.
– Позволь мне вернуть её, давай открыто объявим войну Сорочинскому Мастеру и нападём на него.
– Глупец, если мы объявим войну Сорочинскому мастеру, все колдуны объявят войну нам.
– Все и так знают про твою тайную войну с оружейниками.
– Знать, сын мой, это одно, а уметь доказать – это совсем другое. Пока они не могут доказать моё участие, будут делать вид, что ничего не знают. А если докажут, тогда уж должны будут войну воевать.
– Ну и что, у тебя же есть Кощей.
Лицо Вахрамея теперь исказилось в гримасе раздражения. Сколько лет он уже объяснял всё сыну, а тот всё равно продолжал приставать к нему с Кощеем. А меж тем Вахрамей уже спешился, слуга отвёл его коня в стойло, а сам чародей вошёл в дом. Теперь он остался с Чеславом наедине и заговорил уж совсем другим тоном.
– Авдотья сейчас там, где должна быть. А ты, мальчишка, думал, она поехала к тебе, что тешиться с тобой в постели и собирать в лесу травы для отваров против зачатия?
– Что? Что ты такое говоришь, отец? Она моя сестра!
– Брось дурака валять, Чеслав, я всё знаю. Я – Вахрамей Соловей, вожу за нос всех колдунов и князей, а ты думал, что сможешь водить за нос меня?
– Но погоди, отец? – замешкался Чеслав, – ты хочешь сказать, что всё это так и было задумано? Что она в плену по твоей воле?
– Не совсем по моей, – смутился на мгновение Вахрамей, – это твоя сестрица меня надоумила, сама напросилась, сама план придумала. Голова у неё, нужно сказать, работает получше, чем у многих.
– Отец, как ты мог? – прокричал Чеслав, покрасневший от гнева.
– Говори тише, сын. Твоя сестра сделает то, чего не мог сделать никто из нас. Она проникнет в клан Сорочинской горы изнутри. Она станет моими глазами и ушами. Столько лет я пытался заслать к Сорочинскому Мастеру лазутчика, но мне это не удавалось. Если бы это был мужчина, ему бы пришлось туго, но пленная женщина в обществе мужчин, которые годами не видят женщин, это уже совсем другое дело.
– Что ты такое говоришь, отец? Я не могу это слушать, – закрыл руками уши Чеслав. – Она же твоя родная дочь!
– Да, Чеслав, она истинно моя дочь, и она понимает мою цель так, как не понимает никто. Как не понимаешь и ты. Ты понимаешь, что я должен был стать вождём чародейской дружины? Я шёл к этому много лет, я устраивал переговоры четырёх вождей между с Додоном и друг с другом. Я был верховным жрецом в Чернигове. И что они сказали, когда пришёл час отплатить мне по достоинству? Поди прочь, полукровка. А вот клан Огненного Пса – маленький клан волшебников, который никто не знает, не колдуны и не оборотни, сделал своего вождя – Крившу вождём чародейской дружины. Какой позор, какое оскорбление! А я всё стерпел, всё проглотил, чтобы однажды отомстить. Чтобы убить Крившу, я устроил то неудачное покушение на князя Владимира. Князь выжил, как и планировалось, и ополчился на колдунов. Кривша погиб, я достиг своей цели. Но теперь они признали вождём Дубыню. Теперь Дубыня мёртв, его убил Василий Буслаев. Когда мы разберёмся с Сорочинским Мастером, я стану их вождём, наконец-то я получу то, что заслуживаю.
– Отец, ты хоть когда-нибудь думал о чём-нибудь, кроме мести? – спросил Чеслав, и, набравшись наглости, продолжил, – ты хоть когда-нибудь любил кого-нибудь, кроме себя?
Вахрамей презрительно нахмурился в ответ.
– Поди прочь, Чеслав. Отправляйся к Сорочинской горе, и жди моих дальнейших указаний. А сюда больше не приходи, пока сам не позову.
Чеслав сжал челюсти, но всё-таки промолчал и отправился выполнять приказ своего отца. А Вахрамей подозвал к себе своего слугу, чародея-полукровку, который при этом был немым. Когда-то враги отрезали ему язык, и потому он стал крайне полезен вождю для особых поручений. Сейчас Соловей передал слуге берестяную грамоту, свёрнутую в трубочку.
– Отправляйся к Ортане, передай ей мою благодарность. Старая яга отлично сыграла свою роль.
Слуга поклонился и с грамотой в руке покинул избу.
Глава 11.
Голова.
Садко, невзирая на боль в шее, выпустил в Кощея сразу несколько стрел, и от этого ему стало значительно хуже. Раны на шее и на плече снова стали кровоточить. Они были ещё слишком свежими, не успели даже закрыться, а впереди был неблизкий путь до Владимирской заставы. Но теперь Святослав Вольга взялся лично ухаживать за другом. Помогал ему менять повязки, забираться и слезть с коня, и многое другое. Знающим честолюбие Вольги, который так кичился своим званием дружинника, всё это казалось странным. Раньше Святослав не проявлял такого внимания к старшине из Людина Конца, но теперь, после той великой жертвы, которую Садко принёс ради общей победы, он стал пользоваться у Вольги особым уважением. Святослав своей заботой будто бы хотел убедить старшину в том, что тот поступил правильно и ничего менять не нужно.
– Стоило порезаться вражеским мечом, – шутил Садко, – чтобы за мной ухаживал боярин.
– Боярин – это не тот, кто владеет землёй, – улыбаясь, отвечал Святослав, – а сильный воин, который защищает свой город от врагов. Я видел, на что ты способен ради общего дела, это достойно высших почестей.
– Расскажешь об этом Добрыне? Может он меня наградит.
– Ты и так уже награждён тем, что твои братья живы, и что мы победили.
– Ну не знаю, у Васьки такая физиономия, будто он ежа проглотил. Очень уж не похож на победителя.
И Святослав смеялся вместе с Садком шуткам друга. Весь этот путь они проделали вместе, почти всё время проводили рядом. Когда же они вернулись на заставу, здесь уже все обо всём знали. Василий перед отходом послал гонца Сигурду с сообщением о том, что отравляется к Чернигову. Да и слухи о том, что вождь чародейской дружины Дубыня повержен, и чародейской дружины больше нет, разошлись очень быстро. Сигурд встретил богатырей ещё у ворот. Василий слез с коня и пошёл навстречу к воеводе шагом.
– Что ж, воевода, – вымолвил Василий, – я принёс тебе великую победу. Но я знаю, что виноват, и ты вправе меня наказать и доложить обо всём Добрыне.
– Ну уже нет, воевода, – отвечал ему Сигурд, – викинг не наказывает берсерка за победу.
И он заключил богатыря в крепкие объятия. У викингов были свои представления о чести, и самые свирепые воины, которые в одиночку могли сражаться против многих – берсерки пользовались большим почётом. Садко был счастлив снова заснуть в тёплой постели, а не в холодном шатре под капание дождя и свист пробирающего до костей ветра. Нужно сказать, что к этому время раны его уже почти полностью зажили и не причиняли ему больших беспокойств. Печенеги теперь были далеко, ростовская дружина погнала их обратно на юг, и, казалось, теперь наступит долгожданный отдых от непрерывных сражений и военных походов. Но отдыхать богатырям пришлось не долго. Вскоре на Владимирскую заставу прибыли дружинники из Суздаля, поговорили с Сигурдом и Василием Буслаевым, и вскоре воевода вместе с гостями собрал всех богатырских старшин.
