– Бедный, – проговорила она с жалостью, – ты будешь там один, против всех, как тогда, на Волховом мосту.
– Мне не привыкать, – отвечал лишь Василий.
– К такому нельзя привыкнуть. Я знаю, все эти годы ты только за то и боролся, чтобы не быть одиноким.
– Но теперь я не одинок, – взял её за руки Василий и заглянул ей прямо в глаза. Красивые зелёные глаза смотрели на него с такой нежностью, с какой смотрел и он.
– Нет, – вдруг вырвался он. – Это всё тоже самое. Меняю свободу на чувства. Я становлюсь твоим рабом, какой же вздор. Неужели я так одичал от одиночества, что готов согласиться с этим?
Алёна молчала и всё смотрела на него, не прерывая его разговора с самим собой.
– Садко прав, – заговорил, наконец, Василий, – мне нужно жениться на тебе. Только тогда я не буду твоим рабом.
– Но а как же я? – заговорила теперь Алёна. – Я потеряю ту свободу, которую имею сейчас. Да и разве сейчас мы уже не живём вместе?
– Это не то, не то, – возражал Василий. Лицо его исказилось в муке. Казалось, он подбирает нужные слова, и, не найдя их, сказал, как мог:
– Нам нужно обвенчаться в церкви.
– Хочешь, чтобы я крестилась в новую веру? – тут же набросилась на него Алёна, но без злобы, а с некоторой обидой, – ты же понимаешь, кем я буду для них? Я всегда буду для них чародейка, чужая. Даже если приму новую веру. Но даже не это главное. Я готова пойти на эту жертву ради тебя.
Теперь она села рядом и сама взяла Василия за руки.
– Правда, я думаю сейчас не о себе, а о тебе. Христианский брак с женщиной, беременной от другого мужчины – это позор для тебя. Да нас, может, и не обвенчают вовсе.
– А кто сказал, что это не мой ребёнок? – возражал ей Василий, – лишь какие-то уличные слухи? Это вполне может быть и мой ребёнок, и пусть говорят, что хотят, я вырву все злые языки.
– Даже если это так, – снова поднялась с лавки Алёна, – такой брак всё равно уничтожит тебя. Ты дашь в руки Добрыне ещё одно оружие против тебя. Теперь он сможет обвинить тебя в предательстве. Припомнит все старые грехи. Богатырский воевода женат на чародейке. А не предал ли воевода веру Христа, и не перешёл ли он на сторону колдунов?
– Я уничтожу всех колдунов, – взволнованно поднялся с места Василий. – Я уже уничтожил клан Вепря и чародейскую дружину, осталось только два клана. Я доберусь до них, перебью их, и тогда уже никто не сможет обвинить меня в предательстве. И тогда мы сможем обвенчаться. Только вместе с колдунами придётся уничтожить и ещё кое-кого. Вахрамея Соловья. Он хоть и не колдун, но собрал великую силу и очень опасен.
– Вахрамей…. – задумчиво проговорила чародейка. – Не понимаю, почему клан Серого Волка в числе ваших друзей, а клан Белого Волка в числе врагов?
– Вахрамей был верховным волхвом в Чернигове, при Всеволоде Додоне.
– Только и всего? Он мог бы быть полезен в борьбе с колдунами. Как ты говорил мне, он считает их своими врагами.
– Почему ты так защищаешь Вахрамея? – недоумевал Василий, – он же враг твой матери, значит, он и твой враг.
– Не совсем, – как-то загадочно отвечала Алёна. Теперь пришло её время подбирать слова. Однако же она быстро собралась с мыслями.
– Когда-то Вахрамей был другом моей матери. А чародей-мужчина, который близко дружит с феей, становится рано или поздно её любовником. Так было и с ним. Возможно, из-за этого они возненавидели друг друга. Но когда мать зачала меня, она была любовницей Вахрамея.
– То есть, хочешь сказать? – взялся за голову Василий, – нет, этого не может быть. Ты совсем не похожа на него.
– Я не знаю, кто мой отец, и нам обычно про это не рассказывают. Но…вполне возможно, что это Вахрамей. И тогда ты станешь убийцей моего отца. Послушай, Вася, я знаю, он твой враг. Я раньше врагами считала всех мужчин. Ненавидела их, презирала, пока не встретила тебя. Теперь я смотрю на свою прежнюю жизнь с ужасом, и ни за что не хочу к ней возвращаться. Меня ожидала страшная судьба, порочная, развратная. Но в душе я всегда мечтала об идеальном мужчине, о таком, как ты. Я забыла о своей вражде, может, и ты о ней сможешь забыть?
Её лоб наморщился в выражении мольбы, слова тронули Василия за самое сердце, и он даже не удержался и крепко обнял её, а она обняла её. Оставалось только дивиться странной судьбе, которая свела их вместе. Странное совпадение сделало дочь врага его любимой. Хоть это было и не точно, но Василий уже готов был поверить в эту шутку богов. Ни на одну женщину он не смотрел так, как смотрел на Алёну, ни с одной не был так откровенен, как с ней. Перед судом она вселила в него небывалое мужество и уверенность в себе. Она словно почитала его за какое-то высшее существо, и он стал почитать себя за такое существо, но прежде всего – её. И в таком расположении духа Василий через несколько дней отправился в Славенский конец. До торжища он доехал на санях, дальше пошёл пешком через весь город. В собольей шубе до колен, подпоясанный, в шапке, напоминающей собой шутовской колпак. Он шёл гордо и уверенно, а люди вокруг замирали и таращили не него глаза. «Это он, Василий» – говорили они. «Тот самый, непобедимый» – доносилось с другой стороны. Иные даже в страхе прятались, другие лишь застыли на месте и смотрели с некоторым трепетом. Василий спокойно прошёл мимо них, стараясь не озираться по сторонам. Здесь он был ещё совсем один, возле думской избы его встретил уже Садко.
– Ну вот и наш герой, – проговорил он, обнимая друга, – пойдём же. Покажи им всем, воевода. Я тут из-за тебя с Добрыней даже чуть не рассорился. Он зачем-то Магнуса сюда позвал с двумя десятками ополченцев.
В сердце Василия что-то кольнуло, и он даже застыл на месте.
– Не волнуйся, – тут же вставил и Садко, – никто тебя под стражу взять не посмеет. Тут же Борис Вольга будет, и я, и Стоян.
Его слова вроде успокоили Василия, и он пошёл дальше, теперь уже в некоторой тревоге. Он всё пытался разгадать, что против него готовит Добрыня, но ничего не приходило на ум. Наконец, дверь открылась, и Василий вместе с Садком вошёл в здание думской избы. Здание хоть и называлось избой, но размеры имело внушительные. В ширину больше любого храма, а в высоту почти такое же. Красивая роспись и резьба украшали здание изнутри. Масляные лампы на стенах, горевшие и днём и ночью, освещали помещение, как улицу в светлый день, при этом запах от этих ламп стоял очень приятный, что говорило о том, что масло было дорогое и с благовониями. В главной горнице на большом кресле восседал сам князь Добрыня, рядом с ним сидели бояре, включая Бориса Вольгу, Магнуса и Стояна Воробья, а так же отец Иоаким, свободное место предназначалось для Садка, и он поспешил его занять. Вдоль стен стояли местные стражники и приглашённые для такого случая ополченцы. Василию предназначалось стоять в центре, что уже делало его положение крайне неловким. Но он вспоминал Алёну, и на душе его становилось немного легче.
– Василий, сын Буслая, – начал читать надпись на бересте думский дьяк, – обвиняется в убийстве богатыря Олега и нарушении богатырской клятвы, данной ему во время принятия воеводства над богатырским войском. Посему вызван сегодня для справедливого княжеского суда.
