– Потому что правые выступают за богатых, левые – за бедных. А мы за тех и других, если они признают наши цели, – ответил Док. – И каждый должен отвечать за свои дела. Вот наш лозунг. Те, кто хочет идти с нами, записывайтесь у Володи.
Володя показал на Катю, которая уже вооружилась блокнотом и ручкой.
– Или у этой симпатичной девушки. Никого мы не заставляем присоединиться к нам. Каждый должен решить сам. Мы не обещаем розовых садов. Нет. Даже наоборот, нас ждут трудности и испытания. Как любую идею. И нашу тоже. Нужно послушать себя, что говорит сердце. Если «да», то не рассуждай, ты идешь с нами. Если «нет», мы не будем сожалеть. Но если оно молчит, приходи к нам на следующее собрание.
После выступления Дока около него собралась большая часть пришедших на собрание. Они хотели узнать подробнее цели движения, о членстве в нем, мерах дисциплинарного воздействия на нерадивых. Вопросов было очень много. Но и к Кате тоже подходили молодые ребята записываться. «Начало положено», – подумал Док. Рубикон перейден. Он опять в начале пути.
Альберт. Валерка
Альберт ушел с работы пораньше, чтобы застать дома выступление главы района по местному телевидению. Его интересовали перспективы развития территории, поскольку бульдозер уже равнял территорию перед его окном для строительства чего-то большого. Но чего – никто из ближайших домов не знал. Одни говорили, это будет просто стоянка для машин, другие говорили – универсам, третьи – высотка. Альберта стало беспокоить строительство потому, что любой объект, особенно высотка, закроет ему вид из окна, к которому он привык. Видеть утром восход солнца на востоке и закат вечером. Из-за этого он и выбрал эту квартиру. А теперь, может, будет видно только окна квартир новоселов напротив. Как в ущелье среди небоскребов Нью-Йорка, этим когда-то пугали советских людей жуткими условиями жизни у них. Глава района должен, наконец, сказать о строительстве более определенно.
До отхода электрички еще было время, и он забежал в буфет на вокзале, чтобы купить себе продукты на ужин. Дома все запасы в холодильнике закончились.
За дальним столиком, среди тарелок и бутылок, он увидел знакомое, слегка оплывшее и постаревшее лицо. Прямоугольный подбородок и хриплый голос выдавали Валерку. Он убеждал кого-то. В чем, по отрывкам фраз Альберт не понял. Когда человек, разговаривавший с ним, махнув рукой, ушел, Альберт подошел к нему.
В студенческом общежитии его знали все. Начиная с дежурной и кончая самими замкнутыми с точки зрения контактов комнатами обще жития. Для того чтобы спросить о нем, фамилии не требо валось – просто «Валерка». Все понимали, что речь идет о нем.
Коренастый, с широкими квадратными плечами, черные немного кудря вые волосы, слегка застенчивый взгляд. Походка широкая, размашистая. Голова держится прямо, улыбка немного напускная. Но его голос мог сравниться только с голосом Высоцкого. Такой же хриплый, сильный и немного грустный. Никто не мог лучше не го исполнять его песни. Поскольку автора песен мы не могли тогда часто видеть, любовь студентов к нему переходила к Валерке. Он прямо купался в лучах этой славы. Не претендовал на плагиат, не выдавал за свои, только считал, что он может лучше, чем другие, исполнять песни этого барда. На большее он не рассчитывал.
Его везде принимали хорошо, в любой комнате общежития. Вечером его часто было слышно. В большом четырехэтажном кирпичном здании каждый вечер было какое-нибудь веселье: то день рождения, то экзамен, то зачет, то кто-то приехал или уезжает. Валерка бывал везде.
Сейчас он выглядел довольно тускло и располневшим. От былых времен мало что сохранилось, но узнаваем. Заметно выпивший. Ехал к матери в Эстонию – это практически все, что он мог сказать. Альберт даже не понял, узнал ли его Валерка.
Когда мужчина, похожий на бомжа, вернулся с бутылкой водки, Альберт понял, что он тут третий лишний, совсем не к месту. Валерка обращался к потрепанному мужчине как к старому знакомому, на его немногословном языке. Альберт понял, что бывшего Валерки уже нет. Остались одни воспоминания. Человека уже нет, но они живут уже самостоятельно. Среди тех, кто его знал, с кем он дружил или враждовал. Только память осталась жива.
* * *
Альберту не давала покоя история Валерки. В электричке он начал вспоминать все, что он знал о нем.
Компания студентов собралась в одной из комнат – отмечали приезд из студенческого строительного отряда. Пришли гости, те, кто не жил в общежитии, но тоже ездил в стройотряд. Постепенно подходили знакомые из других комнат. Валерка тоже здесь.
– А в следующий раз куда поедем? – спрашивал у соседа студент.
– Было бы интересно туда же поехать, докончить объект, посмотреть, что из нашего котлована сделали.
– Вообще отряд в этот раз неплохой собрался, только вот было несколько человек…
– Ты про тех, из группы механизаторов? – Так звали тех, кто учился на специальности «Организация механизированной обработки экономической информации».
– Да, представляешь, один из них подошел ко мне и сказал: «Давайте мы вам поможем». Нет, ты понял? Помогать нам собрался. Так-то они ребята не плохие, у них только один всю компанию портит. Этот Петряев.
– Помнишь, как он с лопатой простоял на куче щебня весь день. Эти механизаторы еще немного работали, а он весь день так и возвышался, как памятник. Я несколько раз мимо проходил. Иду туда, смотрю, за лопату держится. Я ему, ты что, Петряев, бездельничаешь? А он мне – здесь бульдозер, говорит, нужен, что мы здесь, как муравьи, копошимся, бесполезно. Обратно иду, опять стоит. Я ему, что-то ты, Петряев, на муравья не похож, больше на черенок от лопаты. Перекур, говорит, а сам-то не курит.
– Мне кажется, Петряев-то еще прямой человек, а у них есть еще Сергей, так он тихий, но воду у них всю мутит. Говорит: «Что мы тут будем вкалывать, когда вон на другом объекте никто не работает. Получим-то все поровну. Надо спокойней работать. Успеем еще». Он, мне кажется, у них самый такой неприятный тип.
– Да, публика у них собралась особенная.
«Корабли постоят…» – послышалось из угла комнаты, настраивали гитару. Разговоры стихли. Еще несколько ударов по струнам, и уже уверенно и мощно: «Корабли постоят и ложатся на курс». Слышен только хриплый голос Валерки. Он заполнил комнату и вырвался в коридор, дальше разнесся по общежитию.
– Ну точно Высоцкий, – сказал кто-то громко.
В комнате стало душно и тесно, открыли окно. Далеко, в лес напротив общежития, унесся его голос. «Не пройдет и полгода», – закончил Валерка. С серьезным видом снова стал настраивать гитару. Выпил из стакана сухое вино. Мелодично прошелся по струнам.
– А про скалолазку, про… – послышалось от ребят.
Вечер перешел в руки Валерки, и так до тех пор, пока он не уйдет. Или не закончит. Все компании распались, некоторые переглядывались между собой и в перерывах между песнями, когда Валерка решал, что исполнить, еще успевали перекинуться словами. Подходили и уходили молча, махнув всем рукой. Те, кто хотели переговорить, выходили в коридор. На этаже у телевизора или у подоконника в конце коридора можно было присесть.
