– Я остановился и стал всматриваться туда, где была антенна, но, кроме нее, не мог ничего разглядеть. Серый выступ в море. «Надо было взять из сарая мощный морской бинокль. Если б знал… Сейчас эта вещь очень бы пригодилась, – с сожалением подумал я. – Волна в первую очередь нападет на скалу. Неужели через какое-то мгновенье всех этих людей, этого поселка, меня не будет? Будет только это море, вулкан, а меня – не будет. Мне стало нестерпимо жалко себя, отца, людей на этом затерянном в море острове. А там, на Большой земле, сейчас ничего не знают, спокойно работают, учатся в школе, сидят дома, смотрят кино. Несчастный остров. Зачем мы только сюда приехали?» Вспомнил старую японскую картину, которую нашел в заброшенном доме. Таких домов на острове хватало – они остались после расформирования большой танковой части. На пожелтевшем от времени картоне очень тоненькими штрихами были нарисованы вулкан и большая волна, которая всасывала своей передней частью корабли, лодки и маленькие, еле видимые штрихи – людей. Картину я тогда выбросил и больше не вспоминал про нее. Но сейчас подумал, что волна именно такая, как была нарисована на картине.
– Дорога очень медленно поднималась вверх. От волны можно спастись только высотой. Да, она признает только высоту и больше ничего. Мне захотелось лететь. «Не больше сорока», – подсчитал в уме, прикинув угол наклона дороги. Там, на повороте, у корявого кедра, будет метров на пять больше. Только высота над уровнем моря спасает. Подальше от этого моря!
– За поворотом у кедрача, старого и высохшего, без единой зеленой ветки, колонна, словно вступив в более безопасную зону, замедлила шаг. Люди шли понуро, но уже не так подгоняли друг друга. Солнце словно искало что-то. Луч пробежал по дороге, как фонариком, осветил людей, машины и исчез. Большое облако нависло над дорогой, закрыв собой вулкан. Казалось, до него можно достать рукой. Порыв ветра разорвал его на части, и снова луч солнца немного задержался на подъеме.
– Поселок был виден внизу. Близкие к вулкану дома еще можно различить, дальше поселок сливался с морем. Лишь единственное двухэтажное каменное здание выделялось. Отсчитывая от него, каждый пытался найти черты своего дома.
– Прошли самый тяжелый участок дороги – самый крутой. Машины свернули с дороги и, буксуя, въехали прямо в заросли бамбука и там встали. Все выгрузились и пошли вверх пешком. Впереди виднелось ровное плато – там бамбук был реже.
– Посмотрел вверх. В просветах увидел серовато-белую снежную вершину вулкана – она показалось холодной. Ей ничего не было страшно. Она хладнокровно смотрела на людей, на море. Грозная и красивая.
– Там, где вулкан от подножья постепенно набирал высоту и крутизну, хоть снизу этот подъем казался плавным, на самом деле были места относительно плоские и ровные. Они образовалась после затвердения лавы, когда-то растекавшейся из кратера вулкана. На одной из таких площадок располагалось временное пристанище для жителей поселка. От прошлых стоянок остались едва заметные следы костров, кое-где сохранились простенькие, сделанные из досок скамейки, заросшие кустами бамбука. «Видимо, не раз приходилось бегать от цунами», – подумал я.
– Колонна втягивалась в лагерь. У входа мужчина с повязкой на руке указывал, кому влево от дороги, кому вправо. Старались располагаться, не мешая друг другу. Взрослые искали своих детей, дети своих родителей. Увидел знакомых своих родителей – они приходили к нам в гости, но не подошел к ним, постеснялся, что такой грязный. Пошел влево, подальше от того места, где дорога входила в лагерь. Здесь, на старой продолговатой коряге, сидели двое матросов. Так обычно одевались те, кто работал на баржах: простые клетчатые рубашки, синие хлопчатобумажные брюки. Рядом с ними лежали рабочие куртки. Вправо и влево от дороги, среди бамбука, который здесь был чуть ниже человеческого роста, виднелись головы людей, как на городском проспекте. Около коряги было свободно, и я сел на ее край – на старое упавшее дерево, гладкое от дождей, снега, ветра.
– В воздухе вспыхивали красные ракеты. Все знали, красный – опасность, зеленый – отбой. При каждом характерном шипении и хлопке все смотрели вверх. С досадой и беспокойством опускали головы – красный. Щурясь, смотрели на море. На залив набежал низкий густой курильский туман. Корабли ушли курсом в море, у пирса остались лишь две баржи и несколько небольших рыбачьих лодок и буксир. Пирс небольшой – к нему крупные корабли не приставали. Они разгружали груз и людей на баржи прямо в море, а они доставляли их на пирс.
– Рядом, за густыми ветками бамбука, можно было расслышать мужской голос: «Что теперь делать будем, если зальет? Сто раз тебе говорил, ты же была дома, первым делом бери с собой шкатулку! Тысячу раз тебе повторял, чтоб за шкатулкой смотрела! Вот коснись что-нибудь, ну, что мы теперь будем делать? Кто нам все вернет?» «Я хотела…» «Ты хотела, ты хотела… У тебя все время так, с тех пор, как только поженились». Я услышал всхлипыванье. Из-за кустов выглянул мужчина: полный, небольшая залысина на массивной крепкой голове. «Кончай, слышь, кончай слезу гнать!»
Альберт постарался точно передать хриплый голос мужчины и жалобный женщины. Люди, сидевшие за соседним столиком в кафе, стали оглядываться на него.
– Самое неприятное было то, что никто не знал, когда придет и придет ли волна. Этот вопрос задавал себе каждый. Природа, стихия. Не зависит от воли и желания людей. Хоть здесь, в лагере, было безопасно, и все понимали – сюда волна не доберется, но это слепое море, равнодушное к людям, не хорошее, не плохое, пугало людей. Когда? Может, уже сейчас лавина воды, поднятая взрывом подводного вулкана, как круги на воде, начала свой путь. Сначала невысокая, робкая, затем, набирая силу и скорость, как реактивный самолет, при разбеге, нацелилась на этот крошечный кусочек земли. На наш остров.
– Я сидел и изредка поглядывал на море. Волна до лагеря не дойдет – ослабнет и бессильно расстелется где-нибудь внизу, может, там, у старого кедрача, может, даже еще ниже. Но скалу зальет. Как гончая, с шумом набросится на скалу, посмевшую возвыситься над морем, подставив ей навстречу тонкую антенну. Представил, как она, будто слепленная из спичек, сначала ломалась, а потом накрывалась волной. Гигантский бурлящий поток воды несется дальше: на поселок, на школу, на канаты, подвешенные в школьном дворе. Разве кто-нибудь может остановить эту волну? Разве можно заставить подводный вулкан не взрываться? Никто не может и не в силах.
– Посмотрел на небо над горизонтом – глаза начали болеть. Не мог разобрать, где кончается море и начинается небо. Закрыл и потер глаза. Снова посмотрел в море. Свежий ветерок разогнал туман. «Что сейчас делает отец?» – вертелось в голове. «Ну, что, малец, увидел там?» – спросил моряк. «Ничего не вижу». «А где родители-то?» «Мать в отпуске, на материке, а отец – там, дежурит». И показал рукой вниз. Пальцами снова протер глаза. «А там разве кто-нибудь остался?» «Кому надо – тот остался, – вмешался старшой. – Тебя бы там оставить нужно было, чтоб знал. Ты не расстраивайся, пацан. Все будет в порядке. Пирс замочит немного, нашу баржу тряхнет, да и все».
– Недалеко от них кучкой расположились солдаты. Говорили о доме и скорой демобилизации. «Ты дембель не трогай, – включился в разговор еще один солдат, – Тебе до него еще не скоро, можешь здесь сидеть. Мне, вон, вещи собирать надо, а я здесь с вами кукую». «Конечно, обидно. Твои дембельские подарки родным во Владивосток раньше тебя там окажутся. Волной быстрее донесет», – засмеялся солдат.
