─ Ты-то тут причем?
─ А я в этой истории вообще при всём, – улыбнулся Отшельник. – Все с меня началось и на мне закончится.
─ Ты мокрый совсем, поехали ко мне, что ли? – С сомнением предложил майор.
─ Не суетись. У меня тут в лесу жилье обустроено. Лес для меня дом родной, лучше нету. Пойду я. Ты завтра как стемнеет, приходи. Не сюда, а возьми с полверсты дальше по дороге, – Отшельник махнул рукой в сторону прудов. – Завтра поговорим. Бери товарища с собой, специалиста в очках. Ему полезно будет меня послушать. Завтра жду, Михаил Иванович! А то больше не увидимся.
Старик прошел скорым шагом мимо Колчанова, пересек дорогу и серым пятном растаял в ждавшей его темени деревьев. Колчанов смотрел в холодный тревожный мрак влажного позднего осеннего леса, смотрел в безграничную чужую дикую стихию, которая манит и страшит всякого не своего нелесного человека и грозится ветром по кронам деревьев: «Проглочу-у-у! Не выпущу-у-у!»
─ Да я и не пойду! – вслух ответил майор лесным духам, что пытались его напугать, и для разогрева побежал к машине Цапкина.
* * *
Утром Колчанов на работу не спешил. Даже служебную машину вызывать не стал.
«Почувствуйте себя полноправно бесправным пенсионером! Вот наш лозунг дня!» – Пошутил вслух перед зеркалом. Отражение юмора не приняло и грустно вздохнуло в ответ. Елизавете ничего говорить не стал. Понятно, что посочувствует, но в душе порадуется, что единственный и неповторимый дожил до пенсии относительно благополучно. Относительно это потому, что есть на героическом теле майора шрамы от двух пулевых ранений и от удара ножом, синяков и ссадин, которые временем рассосаны, тех вообще не перечесть.
В райотдел добирался на общественном транспорте. Не понравилось. Старики стоят, молодежь сидит, кондуктор орет, – впечатление такое, что все обречены на бесконечный идиотизм серой жизни навсегда. Закралась подлая мысль: «Может быть с Тенгри лучше будет? На востоке стариков уважают, молодежи баловать сильно не дают… Не-а! Пошла вон! – прогнал из головы идею-провокатора. – Уже было: и Сталин, и Мао, и прочая нечисть. Сами разберемся без Чакраватинов долбаных!»
В отделе Колчанова заждались. Колобков и Цапкин предвкушали захватывающую историю о ночном приключении – не дождались. Майор сказал коротко:
─ Все, что было – забудьте, выкиньте из головы. Там уже все в порядке. Это точно! И вообще, орлы, пойду-ка я на пенсию.
─ Михаил Иванович, и что вас по этому делу уже больше ничего не интересует? – пристал Колобков.
─ Нет, Дима, я же сказал – все!
─ А сенсационные новости?
─ Не понял, – Колчанов потер нос, – не понял, говорю? Ты себя не правильно ведёшь, старший лейтенант. А-ну, докладывай!
─ Есть! – Оживился Колобков. – Я только, что с кладбища приехал. Сторож позвонил, ну с которым мы могилу Карасева искали. У меня, говорит, акт вандализма. Во какие знают слова наши сторожа! Могилу говорит, ночью разрыли, и останки на поверхности поразбросали. Одна это, из тех пяти могилок, где мог быть похоронен Карасев. А мы с Лёней уверены, что это она самая и есть!
─ Уверены вы, – проворчал майор. – А что это вы так уверены?
─ Да, посудите сами, Михаил Иванович! Ну, например, эти… осквернители могил, хулиганы. Они же ищут чего бы сломать, покорежить. Памятники рушат, плиты переворачивают, вообще, выискивают, где надгробье покрасивей. А тут, никому не ведомый еле заметный могильный холмик. Вот кому понадобилось его разрыть?
─ Убедил! Но кому-то понадобилось?
─ В том-то и дело, – продолжал Дима. – Сейчас эти останки специалисты посмотрят и…
─ И всё! Всё, Дима, – майор вскочил из-за стола. – И никто не станет тратить время, чтобы определить чьи они! Зароют и дело с концом. Давай, Димон. Едь туда и узнай хотя бы пол и возраст примерный отрытых останков! Только тихо очень. Не суетись, не настаивай. Нельзя, значит нельзя.
─ Поеду, нет проблем. Я ребят с того райотдела знаю хорошо – помогут с результатами.
─ Как там наш Армен, Леня?
─ На поправку идет, перед работой заезжал. Но…
─ Что «но»?
─ Но врачи говорят левая рука не восстановиться. Плетью висеть не будет, но способна выполнять только ограниченные функции.
─ Значит, дослужился… – майор подошел к окну. – Как же ему дальше? А? Леня?
─ Не знаю. Учиться ему надо. Пусть направление дают в юридическую академию на судью или на прокурора.
─ Ну, хороший вариант! Я это дело выжму из начальства, конечно, чего парню молодому пропадать.
На столе надрывно затарабанил телефон – Колчанова вызывал начальник.
Федор Ильич нутром старого служаки унюхал из сводок о пожаре в доме Курдюма, что с Колчановым прежней работы уже не будет и встретил майора настороженно. Генсековские брови съехали вниз и спрятали подполковничьи глаза в мохнатые норы.
─ Ну, майор, скажешь что?
─ Нет, Федор Ильич, ничего, – Колчанов решил не томить Шебекина да и самого себя. – Вот надумал я на пенсию проситься. Пора думаю, хватит с меня экстриму.
Брови поехали вверх, подполковник встал и подошел к Колчанову.
─ Ничего мне и сказать тебе, Михаил Иванович. Спасибо будет маловато, а ничего другого у меня нет. Оформляйся.
─ Просьба есть.
─ Говори!
─ Шаганян уже не вернется – рука сильно повреждена. Ему бы с учетом заслуг и ранения направление на учебу в юракадемию.
─ Сделаю, сделаю для тебя! – Шебекин кашлянул в кулак и, как бы, стесняясь своего вопроса, спросил. – Что у тебя там, так серьезно?
─ Пенсия, товарищ подполковник, это всегда серьезно, – майор потиснул здоровенную крестьянскую лапищу начальника и, без слов прощания, быстро вышел из кабинета.
Мобильник Кторова ответил нескоро. Доцент имел обыкновение отключать связь на время лекций. Договорились, что Колчанов через полтора часа будет ждать его в кафе недалеко от корпуса, так как разговор не телефонный.
На выходе из райотдела столкнулся с Юрой Маркиным. Сейчас этой встречи хотелось меньше всего, но от Юры просто так не отобьешься.
─ Михаил Иванович! – журналист несказанно обрадовался. – А я уже заждался! Как там дела с интервью? Тут ночью дом Курдюма сгорел с тремя трупами. Это связано с тем вопросом?
─ Пошли, Юра, прогуляемся, раз уж ты свалился на мою голову, – Колчанов припустил в голос успокаивающе-пессимистическую интонацию. – Пошли. Видишь ли, Юра, – начал майор, отведя журналиста подальше от посторонних ушей, – я имею такую дурацкую привычку держать слово. И ты это знаешь. Просто время требует чуть-чуть подождать…
