Говорит Николай и видит как горят чёрные смоляные глаза у Эрлика, как каждое слово, которое Николай считает грозным предупреждением, для юноши сладкое и желанное.
– Да! Да! Этого я хочу, шаман Николай! Не зря глупые тунгусы назвали меня Эрликом! Буду я кара-камом! Это мой путь!
Помолчал Николай, подумал:
– Хорошо, стану тебя серьёзно учить. Нет у меня права отказать тебе, хотя я очень этого хочу. В роду Росомахи только сирота может быть наставлен на путь шамана. Хочешь в нижний мир – иди. Может быть, придёт время и дороги наши окончательно разбегутся, а может быть, сам захочешь взойти в верхний мир. Не ведомо мне это. Не время узнать будущее никому из нас. Только есть у меня, Эрлик, одно условие.
– Скажи какое! – Горячился юноша. – От тебя, дядя Николая, любое условие приму.
– Хорошо. Прежде чем окончательно избрать тёмный или верхний путь – пройдёшь испытание. Станем мы с тобой звать духов. Какой первый откликнется на твой зов: белый или чёрный, значит такого цвета твоя дорога. Согласен?
– Ха! Ты белого позовёшь и обманешь меня! – Не верит Эрлик.
– Нет! Тут от меня мало что зависит. На истинный цвет твоей души откликнутся сэвэки.
– Согласен! – Кричит Эрлик. – Давай скорей их звать.
– Погоди. Не сегодня. Должны мы всё подготовить. Да! Чуть не забыл. Дух, или духи, которые явятся, должны тебе открыть своё имя настоящее, а ты это имя вслух назвать. Узнавание духа по имени станет жребием твоей судьбы.
Улыбается Эрлик в ответ.
– А что будет, если не узнаю?
– Плохо будет. – Спокойно отвечает Николай. – Сожрёт он твою душу в плату за пустое беспокойство. Безумцем, юродивым станешь.
– Жестокая плата. – Скривился Эрлик. – Не погубить ли ты меня задумал, русский шаман?
– Нет. Я честен с тобой, племянник. Одного рода мы, одной крови. Только нет иного способа стать кара-камом, кроме как пройти это испытание. Я защитника тебе призову – мать-Росомаху.
– Кто такая мать-Росомаха? – Удивляется юноша.
– Прародительница и защитница рода. Её даже сэвэки побаиваются. Грозная и сильная она. Было время, она сторожила мои кости перед мангысами, чтобы не разбили и не разбросали. И тебя посторожит.
– Я готов! Пусть всё будет как ты сказал. Мне бояться нечего. Пусть другие меня боятся.
– Тенгри свидетель, – я тебя предупредил. Да будет так! – Поднялся от костра Николай и пошёл в тайгу, не оборачивая лица к Эрлику.
Ещё семь дней пытался Николай убедить Эрлика, что дорога в нижний мир и путь чёрного шамана худшее из того, что можно пожелать посвящаемому. Эрлик в своём юношеском упорстве был непреклонен и, как думалось Николаю, жесток, прежде всего, по отношению к самому себе.
– Или ты направишь меня тайной дорогой, или я пойду в чужие места искать другого учителя! – Категорично заявил Эрлик и Николай прекратил пустые споры.
Для церемонии узнавания духа поставил Николай три «туро» (деревья с обрубленными ветками и сохранёнными верхушками). Два туро вкопал рядом в метре расстояния и набил между ними семь перекладин. Третье туро поставил в нескольких метрах на юг от первых двух и связал верёвкой с восточным туро. На верёвку надел пять колец-джульду, в которых будет появляться дух для разговора с избранником.
– Сядешь на шкуру между двух ближних туро, намажешь глаза приготовленным мной зельем. – Объяснял Эрлику правила узнавания духа. – Верёвка-сиджим – твоя дорога. В центре каждого из пяти колец, подлетающих к тебе, явится дух, которого надо узнать, с которым следует почтительно говорить. После очередного кольца поднимайся между двух туро на одну тапта-перекладину. Я буду рядом. Чем сумею, помогу. Даже если охватит тебя страх – не беги, не смей показывать духам своей спины. Труса сразу убьют. Если вдруг почувствуешь, что можешь летать, медленно поднимайся над землёй возле тапта. Держись за неё рукой, не отпускай. Иначе, когда станешь лёгким, духи могут вдохнуть тебя с воздухом в свой желудок и нырнуть в тёмный мир. Делай всё по моим наставлениям и Тенгри отмерит тебе судьбу. Проведём узнавание днём, ночью тёмные духи с тобой даже говорить не станут. Просто убьют.
– Я не боюсь! – Смеётся Эрлик. – Они меня давно к себе зовут, когда я сплю. Я во сне со многими из них встречался и долгие беседы вёл. Я для них свой, им мой запах родной.
– И всё-таки днём будем делать. – Настоял Николай. – Я не хочу один остаться среди ночи, ничем тебе не помочь.
Настал выбранный день, когда дохлая рыба, отнерестившись, заполнила реку и вороны стали клевать падаль на берегу. В такое время все сыты в тайге и тёмные духи не столь кровожадны как обычно.
Утром Николай и Эрлик застрелили в тайге молодого оленя, сняли шкуру, собрали кровь в бурдюк так, чтобы ни капли не пролилось на землю. Этой кровью обмазали основания туро и все тапта, помочили в крови верёвку-сиджим и кольца на ней.
Лучшие куски мяса Николай разложил под верёвкой на земле. Чтобы каждый дух смог забрать свою свежую жертву.
Намазал Эрлик глаза волшебным зельем, выпил отвар для путешествующего по сиджим-дороге и сел под туро в ожидании гостей.
Встал Николай возле южного туро и запел песнь-приглашение к белым и тёмным сэвэкам, песнь про свежее сладкое мясо оленя, про его горячую кровь.
О, духи светлого мира и мира теней!
Вот вам мясо, которое хотели!
Вот вам джульду, чтобы прийти!
Вот вам избранный, чтобы спросить!
Вот вам сиджим, чтобы его впустить!
Придите, о, сэвэки!
Спросите его, о, сэвэки!
Пощадите его, о, сэвэки!
Мясо возьмите, о, сэвэки!
Пустите его на тапта!
Эрлик в такт пению раскачивается, бряцают железки, монетки, мелкие косточки на его тяжёлом наряде путешествующего, на красном халате, обрызганном трижды оленьей кровью. Чувствует он, как тело его теряет свой обычный вес и становится лёгким, невесомым, кажется, самый слабый ветер своим дыханием может поднять его и вознести к облакам. Держится крепко левой рукой Эрлик за нижнюю тапта, а перед глазами расплывается тёмным пятном шаман Николай, размазываются и исчезают деревья, только видны сиджим и ещё пустые джульду висят на нём.
Погостил взгляд Эрлика ещё чуть-чуть в этом мире и переместился в иной тёмный, неведомый. Видят глаза его чёрное-чёрное поле, пусто оно, холодно, усыпано белыми костями и свистит семью гуляющими ветрами. Слышит Эрлик как стукнуло о прочие первое джульду и понеслось по сиджиму ему на встречу. В тёмном поле появился катящийся обруч-колесо, мчится, крутится, хрустит по сухим костям. В колесе старуха костяной иглой шьёт рубаху из человеческой кожи. Волосы у бабки по ветру полощутся, седыми клоками до неба поднимаются. Там, где игла кожу не берёт, старуха дырку своими гнилыми клыками протыкает. Чем ближе круг-джульду к Эрлику, тем слышнее злобное рычание старухи и проклятия, которые она посылает:
