Миф о бесстрашном ликвидаторе гуляет по страницам разных изданий. В наиболее распространенной версии Александра Зеньковича это выглядит так. Хохлов вышел на Мазаник, сообщил ей о судьбе мужа, который к тому времени служил в Управлении НКВД в Омске, и предложил ей ликвидировать Кубе. На следующей встрече передал ей мину и проинструктировал, как ею пользоваться.
Но документы говорят о другом. Отшила Мазаник Хохлова после первой же встречи. Наглый и бесцеремонный, доверия не внушал, и подозрение в отношении себя он так и не смог развеять.
Новый гауляйтер Белоруссии, эсэсовский генерал фон Готтберг, оказался еще большим палачом, чем взорванный Кубе. В соответствии с его приказом уничтожать все, что может служить «укрытием и жилищем для партизан», карательная машина заработала еще старательнее, перемалывая жизни белорусских крестьян и горожан, не оставляя шансов евреям, очищая Белоруссию от зерна и мяса в пользу великой Германии. Готтберг был следующим на уничтожение. В новой должности гауляйтера он поселился в особняке на бывшей улице Карла Маркса в Минске. Но продолжал периодически наведываться в Лошицу. Для Кляйнунга это был уже изученный маршрут. В конце октября разведчики узнали, что в Лошице готовится крупное совещание гебитс-комиссаров и начальников зондеркоманд, на котором ожидались Готтберг и Фройтаг. Лучшего случая их уничтожить и не представлялось. Кляйнунг сам изготовил мощный заряд – одиннадцать килограммов тола употребил для этого. Потом показал своим женщинам-агентам, матери и дочери Чижевским и Моисеевой, как привести этот заряд в действие. Потом сам, не доверяя Хохлову, пронес этот заряд в Лошицу и передал его Марии Чижевской. И та уже вместе с Моиссевой заложила его в печь центрального зала дачного особняка. Но, как всегда, героизм сопровождает предательство. В день заседания истопница из местных увидала в поддоне печи этот заряд и тут же обратилась к немцам. Чижевских и Моисееву схватили. Повесили их там же, в Лошице,
25 декабря 1943 года. Смерть их была мученической, а предсмертные пытки страшны. Но женщины не назвали никого. Потом посмертно они были награждены орденами Великой Отечественной войны. Тем же орденом наградили и Карла Кляйнунга. Спустя годы он возглавил военную контрразведку в армии Германской Демократической Республики.
Цена агента
…Когда в феврале 1954 года в Москве, в кабинетах КГБ решали, кому поручить ликвидацию (так в документах. – Э.М.) Околовича, самого деятельного лидера НТС
[2], то понимали, что нужен профессионал, крепкий мастер терактов. Не сговариваясь, вспомнили о Кузнецове, посмертно награжденном звездой Героя Советского Союза за операции в Ровно и Львове в столь недавние военные годы. Будущего исполнителя приговоров «энтеэсовцам» мерили его личностью. Сожалели, нынешние несоразмерны.
Судьба Кузнецова, будь он жив, была бы предопределена. Устранение Околовича скорее всего возложили бы на него. Кто знает, потом и Бандера, тогдашний вожак украинских националистов, мог стать его объектом. К «оуновцам» у Кузнецова был свой счет. Но Кузнецова не было уже на свете. Тогда кто же? Оказалось – Хохлов, однокашник Кузнецова по мастер-классу Павла Судоплатова.
Полковник Мирковский, начальник Хохлова, не мог посоветоваться со своим недавним шефом – генералом Судоплатовым о кандидате для проведения столь «щепетильной» акции. А только Судоплатов знал цену своим ученикам, пределы возможностей каждого. Но Судоплатов к тому времени был не у дел, сидел в тюрьме. До него добрались после ареста Лаврентия Берии в июне 1953 года. Партийное руководство в лице Хрущева, Маленкова, Булганина, Молотова и Ворошилова смотрели на него как на активного соучастника бериевских дел. Когда Хохлову определяли задачу на ликвидацию Околовича, Судоплатов уже восемь месяцев сидел в следственной тюрьме КГБ. И день ото дня выслушивал от следователей один и тот же вопрос: «Признаете ли вы свое участие в предательских планах и действиях Берии?»
А он мог бы сказать тогда нечто существенное о кандидатуре Хохлова, которую начальник Главного разведывательного управления Панюшкин утвердил руководителем спец-группы по Околовичу. Тот Панюшкин, о котором Судоплатов через сорок с лишним лет в своих воспоминаниях скажет: «Это был самоуверенный, но лишенный всякой инициативы бюрократ, так и не приобретший никакого опыта в разведывательных операциях, несмотря на то что был и послом, и резидентом в Китае, а затем в Вашингтоне в начале 50-х годов». Правда, в «Очерках о внешней разведке» о Панюшкине – почтительно, как о достойном профессионале.
Так что же мог сказать Судоплатов о Хохлове и Кузнецове, будь жив последний и, допустим, состоявший бы, как и Хохлов, на то время в штате МГБ?
О Хохлове, например, то, что он имел лишь опыт агента-нелегала, вербовщика привлекательных женщин и осведомителей, а не специалиста по боевым операциям. Ему и задачи ставили, исходя из его способностей и возможностей. Вот он становится другом и любовником балерины из парижской оперы, которая свой человек в компании американских офицеров и служащих штаб-квартиры НАТО в Фонтебло, близ Парижа. Вот он организует группу в одной из европейских стран, которая собирает информацию о том же НАТО. Здесь Хохлов был в своем амплуа – жизнерадостного, компанейского, обаятельного предпринимателя из Австрии. С какого-то момента его даже начали готовить для «глубокого оседания» на Западе. Но тут вмешался случай, поставивший крест на его разведывательной карьере. Вот об этом Судоплатов мог напомнить тогдашним руководителям разведки, принимавшим решение об операции по Околовичу.
А случай тот уж очень заметно явил пределы психологической устойчивости и в какой-то мере душевные порывы Хохлова. Паспорт у него был на имя австрийского подданного господина Хофбауэра. И вот приехал он в швейцарскую Женеву. Задание важное – открыть счет в банке для нужд разведки. Открыл, да квитанцию об этом не уничтожил. Хотя инструкция того требовала. А в квитанции черным по белому: у господина Хофбауэра счет на десять тысяч швейцарских франков. Дальше путь его лежал в Вену. Плотно пообедав в уютном ресторанчике на берегу Женевского озера, отправился погулять до отхода поезда. Забрел в музыкальный магазин. А там на полке сияющий перламутром отличного звучания немецкий аккордеон. Заныло сердце. Вот это вещь! Пальцы непроизвольно забегали будто по клавишам. Хорошо умел играть, только не на чем было. В Москве такой не купишь. Есть трофейные, в комиссионных магазинах. Но какие деньги! А здесь деньги – валюта из кассы МГБ. Может, рискнуть? Была не была, купил. И вот таможенный досмотр на границе с Австрией, тогда строгий.
Таможенник интересуется:
– Аккордеон где купили?
– Да в Вене.
Ведь не скажешь, что в Женеве. Тогда откуда у австрийского гражданина иностранная валюта при отсутствии разрешения на нее?
– Давно? – опять интересуется таможенник.
И хотя Хохлов говорит, что несколько месяцев тому назад, опытный таможенник видит – господин хитрит. А уж когда открыл футляр, и вовсе стало ясно – вещь только что с магазинной полки. Тут уж таможенник потребовал документы. Да и пограничник присоединился к сему требованию. Смотрят паспорт. Не выдержал Хохлов, что-то о правах орать начал. Да какая же служба это потерпит? Высадили на ближайшей станции и, не церемонясь, учинили тщательный досмотр. И в бумажнике нашли ту самую квитанцию на десять тысяч швейцарских франков. И новый вопрос господину Хофбауэру:
