Порой Брюс любил сидеть на крыше конуры, по-своему ее украшая. Топа и к этому относился спокойно.
А потом он совсем улетел. В августе и в начале сентября, когда мы пошли в школу, мы видели его раза два или три. Он проносился над нашим домом, пронзительно стрекоча. По всей видимости, что-то непотребное, типа того, что, мол, вы, идиоты, там, внизу, если вы меня считали таким же идиотом и ждали, что я за какие-то жалкие тюри с мясным фаршем буду вам благодарен, то фигушки! У вас своя жизнь, у меня — своя, и я вас презираю!
— Улетел без спасибо, без до свидания. Настоящий хам! — посмеивалась мама. — Но оно и к лучшему! Ведь это ж ужас что такое было! Я до сих пор нахожу в дальних углах дома места, которые он основательно загадил, когда «удалялся от мира». И вообще, без его вечного крика «жрать хочу» жить намного легче и приятней...
Потом мы как-то встретили Брюса на пристани. Не на островной пристани, я хочу сказать, а на городской, когда мы уже переправились на школьном пароходике. Он порхал там с сорокой поменьше. То ли дамой сердца, то ли приятелем потщедушнее. Для сороки наш Брюс был крупным и сильным.
И вот теперь он опять появился возле конуры! Топа лежал, положив голову на лапы, а Брюс прыгал перед ним, по краешку миски, и клевал остатки каши. Он умудрялся есть и говорить одновременно, и тон его стрекота, с которым он обращался к Топе, был каким-то высокомерным и назидательным. «Ты понял? Ну, смотри! Я еще раз повторять не буду!» — что-то вроде того. А Топа вместо того чтобы обидеться на такой хамский разговор свысока, внимательно слушал, иногда подрагивая обрубками ушей (у него, как это положено для «кавказцев», уши были купированы).
— Ну, хамло! Ну, скотина! — Ванька никак не мог прийти в себя. — Явился не запылился и еще поучает!..
Брюс бросил на нас пренебрежительный взгляд и, решив, видимо, что он все втолковал Топе достаточно основательно, вспорхнул на крышу конуры, нагадил и со стрекотанием унесся прочь. Топа задумчиво поглядел ему вслед и вздохнул.
— Интересно, что он такое ему наболтал? — подивился мой братец. — Если бы я не знал нашего Брюса как облупленного, то решил бы, что сейчас это трепло сообщил что-то серьезное...
— Да, очень похоже, — согласился я. —
И Топа что-то понял... Ладно, пошли, а то опоздаем.
Ровно в восемь от островной пристани каждый будний день отходил «школьный» пароходик. То есть, переезжали на нем не только школьники, но и взрослые островитяне, у которых были ранние дела в Городе, а «школьным» он назывался потому, что с первого сентября первый утренний рейс «трамвайчика» подгадывали так, чтобы островные ребята успевали точно к началу уроков. Школа находилась совсем неподалеку от малой городской пристани, к которой приставал «трамвайчик». Главная городская пристань, куда причаливали большие туристские теплоходы, находилась ниже по озеру, за дальней от нас границей исторического центра Города.
В конце ноября — начале декабря на озере встанет крепкий лед, и тогда мы просто будем бегать в школу по льду, прямиком от дома к городскому берегу. В апреле пароходик начнет ходить вновь. А в ноябре, когда лед будет устанавливаться, и в марте, когда он будет ломаться и сходить, у всех островных ребят, и у нас в том числе, получится по неделе-полторы дополнительных каникул. Впрочем, отец говорил, что на пору нестойкого льда нам, наверно, придется переезжать в «государственный» дом в заповеднике — ведь за заповедником нужен глаз да глаз и поэтому нам нельзя оказываться отрезанными от мира.
От нашего дома до островной пристани было минут пятнадцать — двадцать. Мы всегда выходили с легким запасом. А бывали дни, когда отец выезжал в заповедник с раннего утра — и тогда он подбрасывал нас в школу на нашей моторке, что выходило намного быстрее и удобней.
В общем, мы топали через поля и перелески, и Ванька, надолго задумавшийся, наконец проговорил:
— Послушай... Но ведь если Топа понял Брюса, то выходит, Топа понимает сорочий язык...
— Ну и что? — сказал я. — Ведь Топа и человечий язык понимает.
— Это другое, — возразил Ванька. — Он вырос рядом с людьми, и мы — его семья. А на птиц ему всегда было начхать.
— Откуда ты знаешь? — сказал я. — Ты можешь заглянуть в Топину башку, когда он полудремлет, при этом чутко прислушиваясь ко всему, что происходит вокруг? Ты не допускаешь, что он уже много лет вникает в птичьи языки? Ему это тоже необходимо. Ведь птица может подать сигнал опасности задолго до того, как сам Топа эту опасность учует. Вспомни, сколько раз он настораживался, услышав высоко в воздухе вороний переполох или перекличку испуганных дроздов!
— Это другое! — не согласился мой братец. — Крик испуга — это всегда крик испуга, какое бы животное его ни испускало. А вот когда птица рассказывает собаке что-то очень сложное и собака при этом понимает, тут собаке надо знать по-настоящему много слов птичьего языка. И мне это кажется загадочным.
— Попробуй расспросить Топу! — усмехнулся я.
— И попробую! — Ванька чуть обиделся. — В конце концов, мы-то с Топой понимаем друг друга настолько, что нам он всегда может подробно объяснить, в чем дело.
Ванька опять задумался, и я не стал его поддразнивать и подзуживать. Зациклился он на том, чтобы «расспросить» Топу — вот и хорошо, мне же меньше докучать будет. Тем более мы подходили к пристани и пароходик уже пришвартовался и ждал.
Эх, если бы я знал, что на этот раз мой братец-фантазер вдруг взял и попал в самую точку! Хоть бы предчувствие какое шевельнулось — так нет! Вот и получилось, что очень скоро я мог только завидовать Ваньке, сделавшему потрясающее открытие.
Впрочем, обо всем по порядку.
Глава 2
ОГРАБЛЕНИЕ
В школе, как и во всем Городе, вовсю обсуждали недавнее ограбление ювелирного магазина. Еще бы! В Городе такого еще не бывало, чтобы среди бела дня четверо молодчиков в масках «избавили» от драгоценностей все прилавки, сгребли их (драгоценности, а не прилавки) в мешок и, продолжая угрожать продавщицам пистолетами, вскочили в машину и скрылись.
— Там такое было! — рассказывал на большой перемене Вовка Чекмесов. — Мы ведь неподалеку живем, и я как раз из школы возвращался, а вся улица милицейскими машинами забита, и «мигалки» вовсю крутятся и гудят. Я сунулся туда, а меня менты шуганули: мол, не путайся под ногами, парень! А потом из магазина продавщицы стали выходить, все зареванные.
— А охрана где же была? — поинтересовался. Сашка Измайлов. — Спасовала?
— В газетах писали, что двух охранников, которые там были, грабители сразу положили на пол, — вмешался второй Сашка, Рудаков. — А одна из продавщиц все-таки нажала кнопку тайной сигнализации под прилавком, но грабители действовали так быстро, что уже смылись, когда милиция приехала. Вроде и десяти минут не прошло.
