Глава I
Скучно не будет!
Когда бывшие мамины школьные подруги спрашивают при встрече, как ей живется, она немного думает, а потом грустно отвечает: «Во всяком случае, не скучно».
И она безупречно права, как говорит папа. В нашей семье случается всякое, но скучно не бывает никогда. Только за одно прошлое лето мы с моим младшим братишкой Алешкой сначала раскрыли банду опасных квартирных жуликов, потом обезвредили банду злобных сельских рэкетменов,
[1] а после всего папа увлек нас в путешествие на парусной лодке – по местам своей далекой юности – на Белое море. Там нам тоже скучать не пришлось, некогда было: то пираты, то затопленное старинное подземелье, то вынужденная голодовка на необитаемом острове, то самый настоящий морской бой, в котором мы с честью одержали победу.
Ну а уж в это лето мама категорически заявила, что мы поедем отдыхать за границу. Как люди. Например, на Канары или на Кипр.
(Деньги у нас были, потому что Алешка в перерывах между схватками с жуликами, бандитами и пиратами успел разыскать старинный клад. Да к тому же еще и громадный золотой самородок. Он, правда, щедро одарил всех наших друзей и других нуждающихся, но кое-что, вполне достаточное, чтобы добраться до Канарских островов, у нас еще оставалось.)
Мама сказала, что пора бы и нам приобщиться к цивилизации. И к зарубежным культурным ценностям. А то наши дети (это про нас с Алешкой) растут дикарями.
– На фортепьянах не играют, – хмыкнул папа.
– Не играют! Они в карты играют! Я сама видела. А по-французски помнят всего одно слово – бонжур! И одно слово по-английски – гудбай!
Тут хмыкнул уже Алешка. А я хихикнул в кулак – знала бы мама, какими английскими словами и выражениями он свободно овладел в стенах родной школы, на улице и по телевизору, она бы нас за рубеж ни за что бы не взяла. В приличное общество во всяком случае. С иными культурными ценностями тем более.
– Будем жить в пятизвездочном отеле, – мечтала мама вслух, – на берегу безопасного Лазурного моря…
– Лазурное море, – буркнул под нос папа, – по-моему, несколько в другой стороне.
– Там все моря – лазурные, – упрямо мечтала мама. – И все мужчины – джентльмены. А дети – благовоспитанные.
– Умненькие, благоразумненькие, – коварно подпел ей Алешка.
– Как Буратино, – буркнул под нос папа. В полный голос он спорить с мамой не решался.
– Вот и хорошо, – она восприняла его реплику как согласие, – выбирай фирму, оформляй визу – едем на Канары!
– Ты что! – завопил Алешка, изумленно распахнув глаза и взбив хохолок на макушке. – Что там делать?
– Умирать со скуки на пляжах лазурного моря, – холодно подчеркнул папа.
– Лучше умирать со скуки, – отрезала мама, повысив голос, – чем от страха! – И глаза ее сверкнули.
– Ты безупречно права, – позорно потух наш папочка. – Давай свой паспорт.
Но тут и мама растерялась. Она не ожидала такой быстрой капитуляции. Ей очень хотелось еще повоевать. Чтобы ее победа была весомее, а наше поражение сокрушительней.
– Ну… Что ж так сразу? Надо выбрать страну. Ознакомиться с условиями. Все узнать, обдумать. Я посоветуюсь с подругами. – И она ушла к своей стиральной машине.
…Школьные подруги… Это да, это неотвратимый фактор, как иногда говорит папа. Мама очень любит вспоминать свои далекие счастливые школьные годы. Особенно – какой у них был дружный класс. Мне кажется, она втайне мечтает, чтобы и наша семья стала таким классом. Чтобы мы все дружно вставали, когда она входит, и показывали, какие у нас чистые руки. Чтобы посуду дружно мыли. Дружно ходили в магазин и таскали пылесос из угла в угол…
Когда мама вышла, мы все втроем дружно переглянулись. Папа поскреб лысеющее темечко, я вздохнул, а Алешка сказал папе:
– Бери одну путевку, женскую. А мы, мужчины, – едем на твое любимое Белое море. – И гордо показал эрудицию: – Как сказал недавно Пушкин, покой нам только снится.
– Это не Пушкин сказал, – машинально поправил задумавшийся папа. – И далеко не вчера. – Он размышлял. Он хотел не потерять свой авторитет в наших глазах. Маму он тоже не хотел терять. Это было видно по его глазам. Растерявшимся. Да еще мы на него уставились. Требовательно.
– Пойду на переговоры, – вздохнул он.
Вскоре он прошел мимо нас на балкон с отсутствующим лицом и с полным тазом выстиранного и отжатого белья. Мы – за ним.
Папа застенчиво развешивал белье, пытаясь отгородиться от наших требовательных вопросительных взглядов то мокрой простыней, то мокрым банным полотенцем. Алешка шагал за ним и отбрасывал одну преграду за другой. Папа оказался загнанным в угол балкона с пустым тазиком на боку. Мне стало его жалко. Но не Алешке.
– Ну? – сказал он, выставив палец пистолетом.
– Сказала: как знаешь, – вздохнул папа и виновато поправил очки.
Короче, пока папа увиливал, а мама советовалась с подругами, мы не успели попасть в ту группу туристов, которая нам больше всего подходила, и нам ничего не оставалось, как отложить поездку или ехать на Черное море. В какой-то рекомендованный папе на работе пансионат. А маме ничего не оставалось, как согласиться ехать с нами.
А вот там, когда мы опять влетели в криминальные приключения, мне не раз приходило в голову: зачем мы не послушались нашу мамочку? И как она была безупречно и неопровержимо права! Особенно когда говорила, что лучше умирать от скуки. А не от страха. По крайней мере дольше и не так опасно.
Правда, когда наши собственные приключения остались позади, мы узнали, что тот самолет с туристами, которым мы собирались лететь на Канары, захватили террористы. И он сел на каком-то песчаном острове среди моря. Лазурного, конечно. На острове не было ни воды, ни пищи. И никаких культурных ценностей. И в конце концов, пока не пришла помощь, они их съели. Пассажиры – террористов. Поделом, конечно. Но я бы предпочел умереть с голоду, чем питаться какими-то мерзавцами.
Но это – другая история. К нашей имеющая лишь косвенное отношение.
А наша, не менее драматичная, правда, без людоедства, начиналась так…
Глава II
Таинственная дверь
Долетели мы благополучно. Двигатели шумели исправно. Никто не требовал под дулом пистолета изменить курс. Не обнаружилось на борту и взрывного устройства.
Только все время капризничала толстая вредная тетка с такими огромными сережками, что они оттягивали ее бедные уши до плеч. То ей жарко, то ей холодно. То пить хочется, то наоборот… кушать. А потом она выглянула в иллюминатор, ахнула и побледнела:
