Но были все время настороже. Мы с напарником в квартире глаз с Котовского не спускаем, а еще одного оперативника, самого молодого, оставили на лестничной площадке – дверь входную караулить.
Невеста на кухне хлопочет. А Котовский взял телефонную трубку и позвонил: «Здорово, Раджаб. Котовский тебя приветствует. Тут накладка получилась. С чем? Да с брошью. Хозяин у нее нашелся. Хочу ее выкупить. Не бойся, не обижу. Две цены дам. Хоп! Жду тебя, адрес Наташки знаешь».
Все идет по плану. Да вот только не по нашему плану. Все ведь у Котовского было заранее продумано.
Выходит из кухни невеста и вдруг… падает в обморок. Побелела вся, прямо бездыханная. Мы бросились ей помочь. А Котовский за нашими спинами взял помойное ведро и – за дверь. Наш молодой опер бдительность не проявил, он ведь знал, что мы в квартире, что просто так Котовскому выйти не позволим… А тут – выходит он с ведром на помойку, в домашней одежде, в шлепанцах…
Спустился Котовский во двор, зашел за помойку, достал из ведра заранее туда спрятанную одежду и обувь, переоделся и… его и след простыл. На три года. И все это время мы его искали. Попало нам от начальства, конечно, здорово. Да мы и сами себя нещадно корили. С таким трудом раскрыли такое тяжкое преступление и – на тебе, отличились!
– А что дальше? – спросил Алешка. – Нашли Котовского?
– Нашли. В горах Кавказа. Окружили дом, где он скрывался. Котовский стал отстреливаться и в перестрелке погиб.
– А брошь?
– Брошь так и не нашли. Мне сдается, не у него она была.
– А какая она из себя? – деловито спросил Алешка. Будто сейчас встанет из-за стола и пойдет в наш парк искать брошь. И найдет ее либо под кустом, либо прямо под ногами.
– Принеси карандаш, – попросил его Михалыч. – Нарисую. Я ее так запомнил, что на всю жизнь.
Алешка сбегал за карандашом, и Михалыч нарисовал на салфетке цветочек из трех остреньких листьев. В самом деле похожий на лилию. В центре он сделал большой кружок, а края листьев обрисовал маленькими кружочками. И объяснил, что большой кружок – это крупный рубин, а маленькие кружочки – бриллианты.
– Красивая штучка, – сказала мама. – И нарисована здорово. Все понятно, где рубины, где бриллианты.
– Тебе бы такую! – щедро пообещал Алешка.
– Ага! – восхитилась мама. – Я бы ее на фартук прикалывала. Во время мытья посуды.
– Клево! – согласился Алешка. И тут же спросил: – Дядь Леш, а вот эту… рыжую лису Алису, ее тоже посадили?
– Конечно. Но ей немного дали, она ведь в ограблении не участвовала.
– А куда она потом делась?
– Уехала.
– В Страну дураков?
– Нет, сначала она уехала к мужу, во Францию. Насколько мне известно, она с ним очень скоро развелась и снова вышла замуж. Теперь уже за англичанина. Но я в этом не уверен.
Мама забрала у Михалыча пустую чашку и опять налила ему чаю.
– Значит, – все не унимался Алешка, – вы все нашли, кроме брошки?
– И ключик не нашли. От шкатулки.
– Плохо искали, – проворчал Алешка, пригнулся под сердитым маминым взглядом, зачем-то забрал рисунок брошки, аккуратно сложил его и сунул в карман.
Почему и зачем Алешка взял с собой в Англию рисунок брошки?
Глава II
Замок под луной
Неделя пролетела быстро. Папа принес билеты на самолет. Себе и Алешке. А маме не принес. Но она отнеслась к этому спокойно. Только сказала:
– Алексея в самолете пристегни покрепче. Иначе он напросится в кабину пилотов, и вы можете прилететь совсем не туда. Плюхнетесь где-нибудь в туманной Австралии. Ищи вас потом.
Папа призадумался:
– Может, его вообще не брать? У него здесь дел выше крыши.
Алешка взвизгнул:
– У меня теперь дел выше крыши не здесь, а в Англии!
Тут папа призадумался еще больше. И сказал:
– А вот как раз из-за этого я бы оставил тебя дома. И мне спокойнее, и маме, и… Англии.
– Фигушки, – сказал Алешка.
Сейчас-то я знаю, что если бы Алешка не улетел в Англию, ей бы очень туго пришлось…
За день до отъезда к нам опять пришел наш любимый мент на пенсии.
– У меня к тебе, Сережа, – сказал он папе, – своя просьба имеется. Я не люблю оставлять дела недоделанными.
– Вы про эту брошь, Алексей Михайлович?
– Про нее. По некоторым данным, она где-то в Европе обретается. Информация такая есть. И по этой информации, кто-то собирается выставить ее на продажу, на аукционе в Лондоне. Смекаешь, полковник? Если ее там кто-то купит – только мы ее и видели, уже навсегда.
– Попробую проконтролировать.
– Вот-вот, попробуй. Я вот для тебя и дело из архивов затребовал. Полистай.
Папа полистал, а потом вынул из папки большой конверт с фотографиями и стал их рассматривать. А Алексей Михалыч давал пояснения:
– Это вот в кресле Людмила Ильинична, она в рабочем кабинете Толстого. Еще до ограбления.
Мы с Алешкой, конечно, тоже в эти фотки вперились. Кабинет Толстого нам понравился. Особенно громадный камин, а на камине всякие редкости в виде часов с фигурками, в виде ваз с ручками, в виде подсвечников со свечами.
– А это вот сам Котовский, еще до ареста, в Одессе. Вот эти двое – его подельники. А вот это сама Аурика. В моем кабинете, на допросе. Только она тут уже не золотистая, а натуральная – черноволосая брюнетка.
– Симпатичная особа, – сказал папа.
– И глаза красивые, – со знанием дела добавил Алешка. – На такой даже жениться можно.
– Я тебе женюсь! – сказала мама. – Таблицу умножения сначала выучи. Жених!
– А вот наша Аурика, – продолжил Михалыч, – в кафе, за минуту до задержания.
– А что это за толстушка рядом с ней? – спросил Алешка. Еще одну невесту углядел.
– Неустановленное лицо, – вздохнул Алексей Михалыч. – Видимо, подруга.
– На елку похожа, – опять вмешался Алешка. – Вся обвешанная.
Я тоже посмотрел на это неустановленное лицо. Алешка был прав: эта девушка вся целиком обвесилась дамскими украшениями. Даже на лбу у нее виднелась какая-то бляшка с камешком.
Папа стал рассматривать еще один снимок.
– Вот, – сказал Алексей Михалыч, – та самая брошь.
– Красивая, – кивнул папа.
– И дорогая, – добавил Алешка.
В тот вечер мы засиделись допоздна. И пошли проводить Михалыча до автобуса.
Было уже темно. Светились вдоль проспекта желтые фонари, мигали огоньками машины. Мы присели на скамейку под стеклянным колпаком. Автобуса долго не было.
