– Где это у вас?
– На кузне. В полусадике.
– В палисаднике, – опять поправила его мама. – Ужинать садись.
– Я уже ел.
– Это что же ты ел? Петюнии?
– Вармишель.
– О боже! В кузне нахватался?
– Ага. У Кощея. Он меня и мармаладом накормил.
– Хорошая еда, – вздохнула мама. – «Вармишель с мармаладом». Вот приедет папа…
– …Он меня похвалит, – уверенно завершил Алешка мамину фразу. И добавил: – Мы завтра поедем ему помогать.
– Куда? – Мама ужаснулась. – На чем? На турундыке? Папа же в Берлине.
– А Берлин где? На экваторе? Туда и бензину не хватит. – Алешка валял дурака. – Мы без бензина, на велосипедах.
– Алексей! – Большие мамины глаза сердито сузились. – Что ты еще задумал?
– Это не я, это Димка. Он задумал Июльке привет от Павлика передать.
– Какой еще Юльке?
– Обкраденной. Павлик в нее влюбился. И мечтает картины найти. Тогда Июлька на нем женится. А Витек будет шмыгать усами. На дискотеке. А папа меня похвалит.
Мама прижала пальцы к вискам:
– Это уже не «вармишель». Это какая-то окрошка! Иди спать. Пусть тебя папа похвалит на дискотеке.
– А рассадник? – взвыл Алешка. – Надо петюнии посадить. Они ведь не простые, тебе их Кощей подарил.
– Заколдованные? – насторожилась мама.
– Цветастые. Он цветут круглый год.
– И под снегом? – спросила мама. – Ну ладно, тогда сажай свой рассадник.
– И посажу! Мам, где лопата? Дим, иди за водой. Мам, выкопай вот здесь три ямки.
Мама выкопала ямки, посадила цветы «петюнии, флёксы и настюрции», я их обильно полил. Алешка устало вытер лоб.
– Можно и отдохнуть, – сказал он, присаживаясь на диван. Причем сел так осторожно, что диван даже не пикнул.
– Отдохнешь, – возразила мама, – когда выведешь со двора свою турундыку. Я ее боюсь. Все! Тебе нужна мама, которая заикается? Нет? Вот и мне тоже.
– Дим, – сказал Алешка, – тебе нужна мама-заика? Вот и мне тоже. Я что придумал? У пруда такой обрывчик есть. Взлетная полоса. Закатишь туда «Кощея», поставишь на тормоза…
Я все понял. В день испытаний я сяду в этот гидроавтожир, отпущу тормоза и помчусь вниз, к обрыву. Взлечу над ним и плюхнусь в илистое прибрежье. Ищи дурака, как сказал один мальчик деревянному Буратино. Турундыку мы туда откатим, но полет с моим участием – фигвам. Или даже два.
Однако полет все-таки состоялся. Но за штурвалом «Кощея» был в этот раз не я…
Утром Алешка с грохотом ссыпался с чердака, сделал вид, что умылся, и возмущенно спросил меня:
– Велики накачал? Чай в термос залил? Бутерброды сделал? Ты что, всю ночь спал, что ли? Давай быстренько полей петюнии и поедем за картинами. Пока Павлик нас не обогнал. Он шустрый опер.
Мама покормила нас «вармишелью» с тушенкой, мы собрали рюкзачок и поехали в «Палитру». Причем, что интересно, ни разу не сделали привал под раскидистым деревом – Алешка спешил. И как выяснилось, не напрасно.
Вокруг дома с колоннами кружил Витек, поглядывая на его окна.
– Туда нельзя, – строго предупредил он нас, когда мы направились к дверям. – Там капитан милиции ведет допрос.
– А мы тоже на допрос, – сказал я. – Капитан милиции нас вызвал.
– Сто повесток прислал, – веско добавил Алешка. – Прямо на домашний адрес.
Он встал на приступочку, заглянул в окно, хмыкнул:
– Допрос! Дим, они там чай пьют. С нашими любимыми пирогами.
И он постучал в стекло.
Окно распахнулось, выглянула Июлия с розовыми ушками и красными щечками.
– Привет, – сказал Алешка. – Мы повестку получили.
– На пирожки, – добавил я.
– Привет. – В соседнем окне появился и Павлик. – А я как раз собирался к вам заехать.
– Не стоит, – сказал Алешка небрежно, – у нас ничего нет. Ни мармалада, ни вармишели.
Юлька засмеялась, Павлик немного смутился.
– Можно вас на минуточку? – вежливо спросил его Алешка. – Дело есть. Поважнее пирожков. На сто тыщ баксов.
Павлик послушно вышел из дома. Мы отошли в сторонку. И Алешка сказал умышленно скучным голосом:
– Можете вернуть своей невесте картины. Я их нашел.
– Какой невесте? – застеснялся Павлик. – Нет у меня никакой невесты.
– Ну, значит, и картин нет. – Алешка независимо посвистел и не спеша повел свой велик к воротам.
– Стой, стой! – Павлик догнал его, схватил за руку. – Какие картины?
– Ну эти! Которые папа, полковник Оболенский, поручил вам разыскать. А вы вместо этого чаек с пирожками попиваете.
– Леш, – попросил Павлик, – скажи толком.
Лешка сжалился.
– Возьмите у Юлии Львовны ключи от гаража и от машины ее папы.
– Зачем? Машина-то старая, не на ходу. Поедем на моей.
Алешка коротко взглянул на него. В этом взгляде – красноречивый вопрос: неужели этого бестолкового молодого человека полковник Оболенский считает толковым опером?
Павлик этот взгляд понял, торопливо закивал, быстро пошел в дом и вернулся с ключами.
– Вот этот от гаража. А машина не заперта, Юлечка давно ключи от нее потеряла.
– Как ваша Юлечка, – чуть слышно бормотнул Алешка, – свою голову еще не потеряла.
Отперли гараж, распахнули створки ворот. Вошли внутрь. Алешка подошел к машине, небрежно распахнул заднюю дверцу, сделал торжествующий жест Павлику: мол, любуйтесь, толковый опер, вот они – украденные шедевры, дарю! И можете жениться!
Павлик подошел, заглянул в салон и удивленно посмотрел на Алешку:
– Ну и что? Это такая шутка?
Алешка живо уставился в машину И… Я никогда не видел его таким мгновенно растерявшимся. Он как-то беспомощно посмотрел на меня, перевел виноватый взгляд на Павлика, на Юльку и Витька, маячивших в воротах. И жалобно выдохнул:
– Опоздал…
Я тоже посмотрел в машину. Между задним сиденьем и спинкой переднего стояли несколько пустых рам. Вот тебе и «вармишель»…
Павлик отстранил нас и подозвал Юльку. Она взглянула на рамы и сказала:
– Да, это они… Вот эта рама от левитановского этюда, эта от картины Шишкина…
– Это точно? – настойчиво спросил Павлик.
– Еще как! У Айвазовского веревочка перетерлась. Я ее своей ленточкой заменила. Видишь?
На одной из рам и вправду болталась красная ленточка.
