– Интересная у вас жизнь. А я машину только в компьютере вожу.
Да, жизнь у фермера дяди Коли была интересная. Мы многому там научились. Даже с бандитами воевать. Но Мальку я об этом не стал рассказывать, зачем еще больше его расстраивать.
Тем более что тут к нам перебрался еще один бессонный, тоже ботаник, по школьной кличке Матафон. Знаменательная личность. Он удивил нас уже в первом классе. Мы только еще начали знакомиться друг с другом, узнавать – кто ты есть и чего стоишь. И все друг перед другом хвастались. А этот толстенький, со щечками в виде красных яблок, грустно сказал: «А я умею только матафоны собирать». Он еще не умел правильно сказать «магнитофон», но мог сделать его, извините, из двух спичечных коробков, канцелярской скрепки и двух гвоздей. И страдал от таблицы умножения. Но Матафоном так и остался.
Вообще, у нас в классе никогда никому не давали обидные клички. У нас не было Очкариков, мы не насмехались над толстяками – Жиртрест, Сосиска. Вот Никитин… почему его Никитóй прозвали? Не по фамилии, а потому что он занимался всякими единоборствами. И никогда не позволял обижать слабых и маленьких. Малькова мы, наверное, прозвали Мальком просто по фамилии. Но он и в самом деле был чем-то похож на маленькую, шуструю, проворную рыбку, которая все знает и никого не обижает…
Матафон тоже подержался за вожжи и спросил:
– Димон, ведь лошадь большая, умная, сильная, так? Почему же она тогда слушается человека и таскает на себе всякие тяжести?
– А ты у нее спроси.
Впереди показались густые зеленые заросли. Это была небольшая речка, которая, наверное, впадает в большую Кубань. Все берега ее заросли высокими камышами и тростниками; только кое-где поблескивала синяя вода, в которой сверкало южное солнце.
Мы проехали по деревянному мосту, громко стуча копытами и колесами, поднялись на высокий берег и увидели столбик с табличкой: «Колхоз «Красные зори».
– Там краснозорьки живут, – пошутил Мальков. – Да, Димон?
– И краснозорцы, – пошутил Матафон. – Птички такие. Земноводные хлеборобы.
Дорога вскоре повернула и потянулась по широкой аллее, обсаженной ровными пирамидальными тополями, похожими на детские пирамидки. Сразу стало свежо и прохладно.
В конце аллеи стоял скромный двухэтажный домик. У входа – два тополя, как два солдата на посту; на черепичной крыше топчутся и воркуют сизые голуби. Слева от двери сохранилась вывеска – «Дирекция колхоза «Красные зори». А теперь, значит, офис фермерского хозяйства.
Фермер соскочил со своей коляски и подошел к нам.
– Все в порядке? – спросил он с усмешкой. – Никого не потеряли? Отлично. Разгружайтесь. Лошадей – на конюшню. Распрячь. Напоить…
– Баранов – в стойло, холодильник – в дом, – продолжил за него Никитá.
– Бараны – это кто? – усмехнулся фермер.
Никитá уже готов был ответить, но Бонифаций строго его прервал:
– Никитин!
Тот прижал руку к сердцу и сказал:
– Я помню: мы не в школе.
Мы занесли свои вещи в контору, распрягли лошадей. При этом Никитá ухитрился надеть хомут на Малькова. Тот не обиделся и не растерялся, а весело и очень похоже заржал, придерживая хомут у коленок.
Потом мы помчались на реку, искупались и проголодались еще больше. В конторе нас уже ждал легкий перекусон – молоко и здоровенные ломти свежего хлеба.
– Хорошо на даче, – проговорил Никитин, впиваясь зубами в ломоть.
– Не очень, – растерянно сказал вошедший Бонифаций. – Я, кажется, оставил на станции чемоданчик с вашими мобильниками. И с зарядниками.
Мы перестали жевать и хлюпать молоком. Рассеянностью Бонифаций не страдал.
– Это небольшая малость, – сказал фермер. – Завтра я съезжу на станцию и зайду в милицию. Наверняка кто-нибудь их нашел и сдал.
…На следующий день он вернулся на ферму к обеду. С черным чемоданчиком. С пустым. Его действительно сдала в милицию одна бабуля из «торговых рядов». Она нашла его под лавкой в здании вокзала. Вот такая небольшая малость…
– Не расстраивайтесь, – сказал Никитá Бонифацию. – Вы его не потеряли. Его украли.
Утешил, так сказать.
– Это маленькие мелочи, – утешил Бонифация и фермер. – У меня в конторе есть телефон. На крайний случай, всегда можно позвонить. Даже в Москву.
А крайние случаи начались очень скоро…
Глава II
«ВАФТОРНЕГ»
Первое Алешкино письмо я получил через неделю после нашего расставания. Привожу из него отрывок, я его уже в основном исправил. Потому что «правильнописание» у Алешки еще хуже, чем у Винни-Пуха. Вот, например: «Дим, преехал ф Пеньки Вафторнег и пашел купаца». Я долго думал: кто такой этот загадочный Вафторнег, который сразу пошел купаться? Вот и вы подумайте, а я пока буду читать его письмо дальше. Как говорится, с улыбкой на устах.
«Я, Дим, очень по тебе скучаю. Ты, Дим, так хорошо готовишь, а мы с Митьком едим только одну яичницу. Правда, все время разную – то из четырех, то из шести яиц. Один раз мне это надоело и я наловил на пруду карасей и сказал Митьку, чтобы он их пожарил на сковороде. Он, Дим, их пожарил. Только вместе с рыбной чешуей и с рыбными кишками. Этих карасей даже всегда голодная кошка Ксюшка есть не стала. А ела вместе с нами яичницу. Из яиц.
Но я, Дим, за это Митьку отомстил. Я, Дим, наловил целую стаю бронзовок (объясняю: это такие красивые золотисто-зеленые жучки, июньские такие) и сложил их в пустой коробок. И вечером сунул Митьку под подушку. Думаю, пусть повертится на голодный желудок.
Я ему здорово, Дим, отомстил. Он, Дим, всю ночь вскакивал и меня будил:
– Лешк, ты слышишь, кто-то где-то скребется. Это мышь. – Митек, отважный опер, ничего и никого не боялся. Кроме Лешки и мышей.
– Пусть скребется, – и я снова засыпал.
А он, Дим, опять: что-то где-то скребется. В общем, Дим, так он не спал и волновался всю ночь. Под утро, Дим, я его пожалел. Забрал коробок и сунул его под свою подушку».
Дальше я Алешкино письмо поправить не успел, читайте как есть: «И крепка заснул нарасвети (на рассвете). Но нидолга (не долго). Как они, Дим, заскреблись, я даже подскочил – буто (будто) тигр в дверь царапался»…
Отомстил, называется.
А вот конец Алешкиного письма мне не очень понравился: «Скора, Дим, самной (со мной) опасное преключенье прозайдет (произойдет). Ждити писемь».
В то время, когда Алешка мстил Митьку и готовился к опасному приключению, мы уже вовсю работали в большом фермерском саду, где ровными рядами стояли черешневые деревья, отягощенные сладкими ягодами. На вкус сладкими, а на труд – очень даже горькими.
Раньше здесь был колхоз по имени «Красные зори». Он спокойненько выращивал ягоды и фрукты, сдавал их государству, получал за них денежки и на эти денежки покупал себе новые машины, строил новые дома, детский сад и спортивный комплекс.
