— В случае нашего поражения Фивы открыто присоединятся к Спарте, к Пелопоннесскому союзу, и занесут меч над нашей головой, — предупредил афинян огорчённый позицией Народного собрания Перикл, а Толмиду сказал: — Ты не хочешь послушаться Перикла, Толмид? Пусть так. Но ты, по крайней мере, не ошибёшься, если доверишься и поддержишь самого умного советника — время.
Вскоре афиняне вспомнили эти слова Перикла, раскаиваясь в своём опрометчивом решении: армия Толмида, едва вступив в Беотию, была разгромлена при Коронее, а сам Толмид погиб. Тогда же едва не умер и Сократ, оказавшийся под Херонеею вместе с армией Толмида. И когда б не его природная выносливость, несдобровать бы ему: он босой и полураздетый отчаянно сражался с беотийцами на заснеженном и продуваемом леденящим ветром поле — беотийцы напали на их лагерь ночью, врасплох. Только вцепившись окоченевшими от холода руками в сбрую мчавшегося по полю коня, на котором не было всадника, Сократ вырвался из окружения и остался жив. Тогда он сказал себе, что высечет из камня коня, спасающего воина. Поражение Толмида лишь воодушевило олигархов, которые начали захватывать власть и в других беотийских городах, заключая союз с мятежными Фивами.
Только полгода Сократу удалось побыть дома, потому что ровно через полгода восстала Эвбея, которая была для Афин важнее самой Аттики — Эвбея превосходила Аттику не только своей территорией, но главным образом богатством — там был скот, хлеб, рыба, лес, металлы, чем засушливая и гористая Аттика похвастаться не могла.
Сократ сидел вместе с другими гоплитами у костра и слушал песню Тиртея, когда его окликнул чей-то зычный голос.
— Я здесь, — отозвался Сократ, вставая. — Кто зовёт меня?
Это был вестовой от Перилампа, друга Перикла.
— Иди за мной, — приказал Сократу вестовой. — Перилами хочет тебя видеть.
— Почему бы тебе не спросить, хочу ли я видеть Перилампа? — заметил Сократ.
— Это приказ.
— Периламп не может отдавать приказы: он лишь друг Перикла, а не военачальник. Конечно, если он просит меня прибыть в его палатку по приказу Перикла...
— Хорошо, — согласился вестовой, — это приказ Перикла. Но ты не такая уж большая шишка, чтобы рядом с твоим именем упоминать имя Перикла.
— А шишка Перилампа не очень отличается от моей, правда? Поэтому имя Перилампа можно ставить рядом с моим: он — друг Перикла и я — друг Перикла.
— Ты? Друг? — рассмеялся вестовой. — Не смеши меня, а то я упаду.
— Только дураки падают от смеха, а трусы от страха, — сказал Сократ, понимая, что вынуждает вестового взяться за меч — такое оскорбление вряд ли кто может вынести спокойно. Вестовой, пожалуй, так и поступил бы, уже и рука его легла на рукоятку меча, но вид Сократа его остановил. Гоплит Сократ тащил на себе всё положенное ему вооружение: медный шлем, латы, наголенники из металлических пластин, которые звякали при ходьбе, круглый щит из бычьей кожи — всё это должно было защищать Сократа в бою, и ещё то, с чем он должен был наступать — копьё, меч и нож. У кого из гоплитов есть рабы, те в походе отдают часть своего вооружения им, у Сократа же не было ни одного раба и, конечно, не было колесницы, а потому всё вооружение он тащил на себе в походе, как в бою. Словом, драться с Сократом, который к тому же сходился с врагами уже не раз, было опасно. И вестовой снёс оскорбление, перестав смеяться и болтать. Этого и хотел Сократ, намереваясь обдумать, для чего он понадобился Периклу. Почему-то думалось, что Перикл пошлёт его с каким-либо поручением в Афины, с секретным поручением, какое можно доверить только близкому другу, а не такому напыщенному болвану, как этот вестовой Перилампа. А если так, то Сократ успеет повидать свою дорогую Мирто, дочь соседа Левкона, которая каменотёсу так нравится, что ему захотелось на ней жениться. Правда, друг Критон отговаривает его от этого шага, потому что Левкои, как и Сократ, беден, не имеет ни одного лишнего обола за душой, чтобы справить дочери приданое.
— Ты женись на богатой, — постоянно советует Сократу Критон, — чтоб был хороший дом, рабы и имение. Тогда будешь жить безбедно. Красивые девушки есть и в богатых семьях.
— Жениться на богатой в два раза хуже, чем на бедной, — отшучивался Сократ. — Бедная станет упрекать, что ты её плохо кормишь, а богатая — что она тебя кормит.
Его решение жениться на Мирто было твёрдым, а любовь к ней — нежной. Он любил в себе эту нежность больше всего на свете, а потому так хотел повидать Мирто.
Вестовой больше не мешал ему думать о Мирто. Впрочем, вскоре пришлось расстаться с мыслями о ней — впереди, освещённая огнями костров, показалась палатка Перикла.
— Иди и доложи Периклу, что ты явился, — сказал Сократу вестовой, когда они приблизились к палатке.
С этими словами он оставил Сократа, повернул к костру, где гоплиты потчевали друг друга вином. Сократ приблизился к палатке, из которой доносился многоголосый и нестройный хор голосов, и у самого входа повстречал Геродота, молодого галикарнасца, путешественника и историка, с которым недавно виделся в доме Перикла.
— Там ли Перикл? — спросил Геродота Сократ.
— Там, только к нему не пробиться, — пожаловался Геродот. — Он, как матка в муравейнике, окружён гоплитами и всадниками, каждый из которых мнит себя полководцем и лезет к Периклу со своими советами. Кажется, что там все командиры и только один среди них солдат — Перикл.
— Что тебя сюда привело? — спросил Геродота Сократ. — Сегодня здесь не самое приятное место на земле.
— Хочу быть свидетелем всему, что происходит при моей жизни, — ответил Геродот. — Такую я избрал себе судьбу.
— А может быть, судьба избрала тебя для этого?
— Всё равно, Сократ. Ты-то зачем здесь? Тоже хочешь дать совет Периклу, как захватить Халкиду?
— По таким мелким поводам я не советчик, — усмехнулся Сократ. — Если уж я и стану советовать, как захватить что-либо, то речь пойдёт по меньшей мере обо всём мире.
Перикл сам увидел появившегося в палатке Сократа и, протиснувшись между обступившими его со всех сторон гоплитами, подошёл к нему.
— Выйдем, — предложил он Сократу. — Жалею, что не послушался в своё время Народного собрания и не завёл личную охрану — теперь она, наверное, смогла бы оградить меня от навязчивых сограждан.
— Охранники вели бы себя точно так же, — сказал Сократ, — ведь они были бы свободными гражданами Афин.
— Пожалуй, — согласился Перикл.
Они вынырнули из палатки и, отдалившись от света костров, устроились на прибрежных камнях.
Убедившись, что поблизости никого нет, Перикл сказал, когда очередная волна скатилась с берега и затихла:
— Случилось несчастье: гонец из Афин сообщил мне на закате солнца, что восстали Мегары, уничтожив наш гарнизон, а спартанский царь Плистоанакт собрал армию и через Истм двинулся к границам Аттики.
— Это очень дурная весть, — вздохнул Сократ, и новая волна, набежавшая на берег, казалось, повторила его вздох.
