Яков и Янус, скорбные негоцианты, собирались в порт. Готовили бумаги, негромко переговаривались. Судя по сосредоточенным лицам, негоция намечалась серьезная.
– Вы, уважаемые ростовщики, на детей уж точно не похожи, – сказала им Присцилла, – вас-то самих в Европу пустили… а вы других отталкиваете…
Яков и Янус даже отвечать не стали. Собрали свои бумаги и ушли с корабля.
– Помнится, еще Эсхил утверждал устами Прометея прикованного, – о, он был начитан, этот оксфордский хлыщ! – что люди – это, в сущности, дети. И миссия богов детей вразумлять.
– Миссия Бога единого, – сказал Август серьезно, – дать людям свободу, сопоставимую со своей собственной свободой. Иначе Господь уподобится античному Зевсу, тирану из восточной деспотии.
– Яркая антиимперская речь! – восхитился профессор. – Можно и детскую конституцию написать. И плюшевого дельфина на флаг пришить, отчего же нет? Мешает одно.
– А именно? – спросил Август.
– Странно человеку по имени Август бороться с империей. Не замечаете парадокса? Империя и порядок живут внутри нас. Наш организм есть образец высокой организации. – И профессор раздельно проговорил: – Человек – это империя.
– Нет! – сказал Август твердо. – Человек – это республика. Он состоит из других людей, и все они равны.
Но тут вернулись дети и моя жена с флагом в руках: диалог (а многим стало интересно) прервался. Август немедленно укрепил флаг над фальшбортом – и теперь голубой плюшевый дельфин реял над нами.
– А ведь, пожалуй, поплывем… – прошептал Йохан, – жаль, что столько вещей пропало с корабля… знать бы заранее…
– Ты тоже брал? – спросил я его.
– Стыдно, конечно, – сказал Йохан, – отвинтил я кой-какие детальки. Для своих инструментов… Для искусства, короче… – Он помялся. – В общем, секстант я разобрал. Мне надо было одну банку усилить… Понимаешь, из-под фуа-гра банка, уникальная французская акустика… звук редкий.
– Секстант украл?
– Да не крал я секстант, а просто разобрал! Тьфу! – Музыкант махнул рукой, досадуя на человеческое недоверие. – Украл, украл! – Йохан распалялся, разогревал обиду. – Да ничего я не крал! Что я – Микеле, что ли? Это итальяшки вороватые все подряд тибрят! Что ни увидят – все тащат, мафиози! Ничего я не крал… Вот якорь, правда, взял… Но я не крал, не наживался на этом якоре, я просто пропил!
– Якорь пропил? С корабля? – Трудно вообразить, что человек может унести рулевое колесо с корабля, но что можно в одиночку утащить якорь – в это поверить и вовсе невозможно.
– Послушай, зачем кораблю якорь, если он никуда не плывет? Откуда я знал, что они флаг сделают… Я бы вернул якорь… Да где его теперь сыщешь!
А дети веселились.
Девочки скакали вокруг полосатого флага с дельфином посередине, и дельфин им подмигивал с флага. Они подхватили нашего сына под руки и все втроем кружились по палубе.
– Теперь у нас корабельная семья с дельфином во главе! – ликовала Полина. – Теперь мы поплывем в южные страны!
– У нас будет все общее!
– И в школу ходить не будем!
– И к врачу не пойдем!
– А ты, – это они говорили нашему сыну, – будешь нашим мужем!
– Твоим? Или твоим? – заинтересовался мальчик.
– А ты женись сразу на нас двоих. У тебя две жены будет.
– Но так же нельзя.
– Подумаешь! Если всегда делать только то, что можно, то будешь рабом.
– Это Август вас так учит? – спросила моя жена.
– Помилуйте, милая, но это же непременное условие всякого общежития на корабле и на острове! Все общее – и дети, и жены, и мужья. Это так прекрасно! – воскликнула Присцилла. – Вот вы, например, со мной мужем не хотите поделиться?
О господи, подумал я, этого еще не хватало.
Лиловый Йохан разрядил неловкость ситуации серией ударов по банкам. Трам-пам-пам! Он дубасил самозабвенно, дети скакали по палубе и кричали, плюшевый дельфин полоскался в сыром воздухе – гвалт стоял такой, что английский профессор зажал уши и прикрыл глаза.
– Для вас, Присцилла, это, наверное, рай? – спросил он мягко.
– Суперконкретная музыка Йохана отвечает вызову дня, – сказала Присцилла.
Музыкант напыжился и вздыбил лиловый кок волос. Грохот стоя адский.
– Помните бунт медных кастрюлек – домохозяйки Сантьяго лупили в медные тазы, протестуя против американского эмбарго? Тревожная политическая музыка. Браво, Йохан! Грядет мировой Пиночет! Стучи громче!
– Да, – воскликнул Йохан, – это я и хочу сказать! – Лиловый музыкант лупил по банкам страстно.
– Протестное творчество – это славно. Не следует, однако, протестовать против всего подряд, – заметил англичанин. – При чем здесь банки из-под лосося? С рыбной промышленностью в Голландии дело обстоит неплохо. Откажитесь от паштета из шпрот и банок из-под макрели. Детская болезнь левизны, как сказал бы ваш Ленин.
– Прекратите насмешки! Перформансы Йохана скоро будет знать весь мир. Стучи, Йохан! Стучи!
Вот уж кого не надо было просить дважды. Йохан барабанил по банкам как сумасшедший.
Дети веселились и прыгали. Колотить вилками по консервным банкам – что может быть лучше в прохладный сырой денек. Полина с Алиной присоединились к Йохану, дубасили в шесть рук по банкам, а лиловый музыкант еще немного подвывал.
– А мне можно к ним? – робко спросил наш сын, зачарованный свободой творчества.
– Нет, – отрезала жена, – тебе нельзя. Мы возвращаемся в каюту и будем читать.
– Читать? – поднял бровь англичанин.
А Присцилла поглядела на мою жену презрительно:
– И что же читаете?
– Мы Одиссею читаем вслух.
– Ну что ж… – Аранцуженка поджала губы.
– Трам-пам-пам! Трам-бам-пам-пам! – сказал Йохан.
– Громче! Громче, Йохан! Пусть до каждого дойдет твое высказывание!
– Трам-пам-бам-пам-бам-бам-бам! – сказал Йохан.
– Помолчите немного, – попросил Август, – я вам сейчас все объясню.
Глава двенадцатая
Урожай Августа
– Началось с того, что я увидел яхты миллиардеров, – объяснил команде капитан Август, – в журнале их увидел, на фотографии. Я был у врача. – Августу стало неловко, что он признался в походе к врачу, в этакой буржуазной слабости, и он растерянно уточнил: – У меня зуб болел, вот к дантисту и пошел.
Лысый актер махнул рукой; жест означал: «Чего там, с кем не бывает! Ну, сходил к врачу… ладно!»
Август продолжал:
– Журнал лежал на столике в приемной. Врачи всегда так делают, чтобы заманить пациентов: нарочно оставляют журналы про красивых богачей в приемной. Смотришь на фотографии довольных людей, и хочется самому быть здоровым и богатым. Вот и думаешь: надо мне чаще ходить к врачу… Хотя от процедур в клинике богатеет и здоровеет только сам врач… Помню, заплатил я за этот зуб… – Август сощурился от боли, душевной и зубной. – Большая фотография в журнале – океанская яхта в четыре этажа и ее обитатели. Нарядный миллиардер с румяной женой смотрят на картину Модильяни, которую они купили на аукционе «Сотбис». Меня фотография поразила.
