– Россию-матушку продали! Государя императора расстреляли… – визгливый голос актера перешел в самый верхний регистр, – великих княжон убили, ироды!
– Если вы, друг мой, имеете в виду утопические социалистические идейки нашего корабельного иезуита – тут я с вами соглашусь. Демагог, это факт. Желает строить рай на земле чужими руками. Говорит о равенстве и братстве и принуждает других к бессмысленному труду.
– Не такому уж бессмысленному, – голос Якова, как скрежет железной двери. Когда я видел тщедушное тело негоцианта, то на его голос я не обращал внимания – нелепая внешность Якова отвлекала внимание от голоса. Но в кромешной тьме его медленный, цедящий слова голос – пугал. В голосе Якова я расслышал интонацию, которую прежде уловить не мог – таким оскорбительно медленным и хладнокровным голосом говорят жестокие люди. – Смысл в нашей работе имеется.
– Вот-вот, – поддакнул актер, – капитан уморить нас хочет. Вот в чем смысл! У меня хребет чуть не переломился от этих мешков с какао. А он все талдычит: носи, надрывайся! Военный коммунизм устроил. Рай на земле, как же!
– Рай тут ни при чем, – процедил Яков, – капитан не мессия и не социалист. За наш счет он сколачивает состояние.
– Что вы имеете в виду? – вежливо спросил британец.
– Дешевая рабочая сила производит ремонт; увеличивает капитализацию корабля в десять раз. Купил за гроши, продаст за сотни тысяч. Вы в доле? И ты, лысый, не в доле. И я тоже не в доле.
– Расчетливый иезуит, однако, – хохотнул британец.
– Сколько можно терпеть! – взвизгнул лысый актер. – Он доиграется!
– Говорю вам, с Августом я разберусь сам. В нашем бизнесе крыс не прощают. Тот, кто вырвал у меня кусок, сильно рискует. – Яков цедил слова, выбирая, какое именно произнести. Выбрал слово «рискует» – и, слушая его речь, я поверил, что риск велик.
– Убьете его? – спросил актер визгливо. Он, кажется, тоже поверил, что риск велик.
– Не задавай глупых вопросов. Твое дело простое – сыграть роль в завтрашней пьесе.
– Все-таки убьете? Ведь полиция кругом…
– Амстердамский порт – особое место. Здесь люди без следа пропадают. И не ищет никто.
– Мы ищем решение, – хладнокровно объяснил историк. – Объединение и союз могут существовать на взаимовыгодных условиях. Если одна из сторон решает нажиться на окружающих… Да еще под видом благотворительности… Мне жаль, но такие союзы подлежат уничтожению. Случаются войны.
– А лидеры таких союзов? – спросил актер. – Тоже подлежат уничтожению?
– Вопрос технический. Не в моей компетенции, – заметил англичанин.
– Одурачил он многих. Развел философию: лев возляжет рядом с ягненком, а кролик сядет рядом с удавом! – Я понял, что Яков цитирует пророка Исайю в вольной интерпретации. – Вещает, как раввин в синагоге. А сам откладывает барыши. Думает – не накажут.
– Справитесь? – задал вопрос актер.
– Не волнуйся.
– Сами такими вещами занимаетесь или брат ваш? – Актер говорил с Яковом как с командиром, искательно. Небось и в глаза заглядывал – впрочем, я не жалел, что не вижу их.
– Янус действительно специалист, – скрипнул Яков.
И все, ни слова больше они не сказали про Августа.
– Бумаги на корабль имеются? – Спокойный голос британца контрастировал с предметом разговора: словно речь шла не о задуманном преступлении, не о бандитах в порту, словно профессор обсуждал статью по истории Междуречья. – Капитализация корабля как минимум утроится, с этим я согласен. Инвестиция дешевого труда повышает стоимость. Но бумаги, подтверждающие собственность? Права семьи на имущество?
– Бумаги у меня. Я оформил товарищество; корабль находится в общей собственности коллектива.
– А его жена? Девочки? – Голос актера вибрировал.
– Прекратите паясничать, – заметил англичанин, – здесь никто не говорит об убийстве, тем более об убийстве детей. Речь идет о простой вещи. Существует пройдоха, который под прикрытием общего дела сколачивает капитал. Есть также наши интересы, которые мы не позволяем нарушать, вот и все.
– Есть законы бизнеса. На них стоит мир. Нарушать закон торговли и прибыли не позволено никому, – сказал Яков.
– Есть красные линии моих интересов, – добавил оксфордский профессор значительно, – пересекать которые я не разрешаю.
– Согласен! Согласен! – воскликнул актер. – Это очевидно. Мои интересы, кстати, тоже грубо нарушены. Попраны интересы.
– Есть такая вещь, – уточнил оксфордский профессор, – имеющая название: контракт. В бизнесе отношения сторон регулируются контрактом. Даже на пиратском судне бывали контрактные соглашения. В мировой политике состояние равновесия подтверждено договорами между странами, распределением зон влияния. Сейчас мы наблюдаем нарушение равновесия.
– Я поддерживаю! То же самое говорю! Зарвался парень!
– Оставьте крысу мне, – проскрипел Яков. – Поговорим о команде.
– Вы имеете в виду реакцию так называемого экипажа? – уточнил оксфордский профессор.
– Так все довольны будут! – воскликнул лысый актер. – Присциллу-то я знаю отлично! И Микеле будет рад. Получит свою долю и – обратно в Казахстан, комбайнами торговать.
– Проблему я вижу только в немцах. – Спокойный голос англичанина меня пугал так же, как скрипучий голос Якова. – С итальянцем объединиться легко. С французом договориться можно. Тем более – с француженкой…
Раздался сценический хохот актера.
– Немцы, – продолжал профессор истории из Оксфорда, – так уж исторически сложилось, это народ, трудно поддающийся влиянием извне, непокорный соображениям здравого смысла. У немцев всегда собственные идеи. Чаще всего – идеи, неудобные для окружающих.
– А русский художник вас не тревожит? – скрипнул Яков. – Что касается немцев, у меня есть одно соображение.
– Нисколько не волнует. И с какой стати считать, что этот субъект представляет Россию? Вот перед нами сидит убедительный представитель русской империи, – судя по всему, британец указал на лысого актера, – и нормальное имперское сознание меня устраивает. У партнера имеются естественные аппетиты, инстинкты здорового хищника. – и у меня они тоже присутствуют. Мы легко находим общий язык на почве взаимной выгоды. А художник – лишен всякой логики. Художник будет плыть по течению.
– Вы имеете в виду… – и тут захохотал уже Яков. – Пустим его плыть по течению? – Наверху уже смеялись все. Страшный смысл этих слов дошел и до меня. Страх, во много раз превосходящий страх перед сломанными ребрами, охватил все существо. Вот так запросто договаривались они о моей судьбе. Неужели так просто решается – жить или не жить другому человеку? Эти люди расписали все с той же легкостью, с какой решали судьбы народов в Версальском договоре, в Ялте, в Мюнхене…
И знаете, что меня испугало более всего? То, что предложение «пустить по течению» исходило от оксфордского профессора. Я был воспитан на почитании английской рыцарственной культуры. Мой отец десятки раз читал мне вслух киплинговское стихотворение «Заповедь»: «Владей собой среди толпы смятенной… Будь честен, говоря с толпой…» Нет, я знал, конечно, что пираты Флинт и Морган были англичанами, что англичане – колонизаторы, но все-таки… оскфордский профессор!
