На ящиках и бочках я разглядел надпись «Принц Савойский», накрашенную через грубый трафарет. Так вот он как назывался, наш ржавый «Азарт» – прежде это был «Принц Савойский». Вот оно как! Евгений Савойский был австрийским полководцем начала восемнадцатого века, разбил турок под Белградом и еще что-то такое смертоносно-великое совершил. Стало быть, сражался сей грозный корабль под австрийским флагом. А если под австрийским флагом, то это означает, что в тридцатые годы прошлого века… – но я не пустил фантазию дальше.
Ящики с порохом и снарядами стояли ровными штабелями, я двигался вдоль них, трепетно ощупывая трещины и щели в досках. Я старался вернуться туда, откуда, по моим предположениям, я свалился. Двигался осторожно и потому медленно – боялся толкнуть снаряд, наступить на мину. Протягивал руки, ощупывал пространство впереди, осторожно выдвигал ногу, аккуратно трогал пол – и так всякий шаг. Однако сколь долго я ни шел – ничего похожего на кубрики матросов не появилось. Это был коридор корабля, доселе мне неведомый. Это была другая палуба! Неизвестная мне палуба.
Другая палуба, грузовая палуба – вот что это такое. Даже совершенный профан, даже штатский олух может в конце концов сообразить, что он находится на складе оружия, а что оружие хранят на особой палубе – это даже ослу понятно.
Грузовые отсеки шли под трюмами, стало быть, в корабле имелось четыре уровня, а не два, как я, сухопутный простак, сперва решил. Верхняя палуба, под ней палуба кубриков и жилых помещений, ниже грузовой отсек и, наконец, угольные ямы. Почему я этого не понимал? Так ученик, глядя на контурные карты, не понимает и не может рассказать учителю, что на самом деле происходило в Европе – как шла, например, Тридцатилетняя война. А ведь это так просто, когда объяснят.
Оказывается, прямо у нас под полом – крюйт-камера! Мы спим на бочке с порохом. Ну и открытие! Значит, заговорщики спускаются вниз из помещений кубриков – а знает ли Август о наличии еще одной палубы? Хорош хозяин, который не удосужился изучить свой дом. Злодеи встречаются именно в грузовом отсеке, они, полагаю, крюйт-камеру давно обнаружили – и, подумав так, я наткнулся на то место, где заговорщики сидели и разговаривали. То было подобие комнаты, закут между тремя штабелями боеприпасов – а я уже не сомневался, что в ящиках хранились боеприпасы.
Боже мой, сколько же здесь хранилось ящиков и мешков – а с виду наш «Азарт» представлялся бедным, полуразрушенным кораблем. В точности так жалко выглядит иная небогатая зерном страна, в недрах которой лежат железные руды. Ведь наш капитан-иезуит запросто мог торговать оружием, если бы захотел! Что стоило продать на амстердамском рынке снаряды? Здесь, где легко торгуют марихуаной и кокаином, он мог бы продать торпеды задорого. Заговорщики свили свое гнездо именно среди торпед – из одного ящика даже торчали их хвостовые оперения – зрелище малоприятное.
Самый крупный ящик служил заговорщикам столом, сидели злодеи вокруг него на небольших бочонках, причем груз в этих бочках имелся – подвинуть бочки в сторону я не смог. И, если то был порох, то порох в бочках был сухим, поскольку сами бочки были абсолютно целыми.
Вот ведь анекдот! Август ищет, как бы заработать на десяток досок, мы нанимаемся грузчиками, чтобы раздобыть на хлеб насущный, а если бы он продал снаряды, то получил бы во много раз больше искомой суммы.
Но заговорщики – они ведь отлично знают про оружие. И если они не посоветовали Августу оружие продать, значит, у них есть планы, как оружие использовать.
Я боялся встретить заговорщиков, особенно опасался Адриана, оксфордского историка. Вероятно, контраст между академической наружностью и хладнокровным злодейством так на меня подействовал. Адриан был как змея, чью реакцию предугадать невозможно. Но что значит страх перед змеей в сравнении с опасностью взрыва, в котором погибнут все!
Во всяком случае, взрывать корабль заговорщики явно не собирались – ясно сказали, что корабль продадут. Оружие, скорее всего, продадут тоже. Но что, если доведенный до отчаяния Август сам взорвет корабль? Разве знаешь, что иезуиту придет в голову? Надо рассказать ему – но рассказать надо осторожно. И какую новость рассказать первой? Про заговор или про порох на корабле? Рассказать всем или только Августу? Опасность взрыва сплотит всех, а заговор всех перессорит. И тут как раз рванет. Кому рассказать?
Я не знал, сколько человек участвует в заговоре, а рассказать одному из заговорщиков о заговоре – это, пожалуй, самое глупое, что можно сделать. Кто еще участвует?
Я перебрал в уме весь список команды.
Итальянец Микеле? Вполне может предать общество ради наживы. Вряд ли его посвящают во все подробности, но он авантюрист и ловкач, годится для темного дела. Музыкант Йохан? Поскольку я скептически отношусь к современному искусству вообще и к игре на консервных банках в частности, то и личность музыканта Йохана была мне подозрительна. Они ведь неуправляемые, эти любители перформансов, всякие сквоттеры и прочие новаторы. В Москве я знавал одного новатора, который зарубил в галерее барана. Зарубил барана топором на потеху зрителей – живого барана привел в галерею искусств, достал топор и зарубил животное. Вот скажите, такой художник будет состоять в заговоре или нет? Такой пойдет на преступление просто из желания развлечься, для него это очередной перформанс. Так что Йохана я тоже записал в заговорщики.
Остаются два немецких рыбака, французская левая активистка Присцилла и сербский поэт Цветкович. Кажется, на этих можно положиться. Впрочем, нет. Левая активистка – при упоминании о деньгах, которые можно поделить поровну, продав корабль, – уйдет к бандитам сразу. Цветкович настолько непредсказуем, что надеяться на него не приходится – скорее всего, поэт просто устранится. Оставалось трое надежных, считая меня, – и четверо, если считать вместе с Августом. Вместе с Августом? И тут страшная догадка посетила меня. А что, если капитан отлично знает о том, что «Азарт» начинен боеприпасами? Ведь не может хозяин не знать своего имущества. Он только изображает рассеянного, он играет простака, но у него есть какой-то план. Заговорщики против него, но он и сам – заговорщик. Троцкий, например, плел заговор против Сталина, а Сталин что же – невинная овечка?
Нет, нас – только трое против всей команды.
Решил, что для начала поговорю с немцами, рыбак Штефан – парень надежный и молчаливый.
Я сделал еще несколько медленных шагов в том направлении, где, как мне казалось, могла быть лестница наверх – шел, вытянув руки вперед, ощупывая темноту. И вдруг моя рука наткнулась на теплого человека. Рука встретила чужую руку, сперва я скользнул пальцами по рукаву незнакомца, еще не понимая, что нашел живое существо, а когда дошел до голого запястья, то инстинктивно сжал его – и вскрикнул от удивления и испуга.
Я вскрикнул – и человек, которого я схватил, вскрикнул тоже.
Я почти не сомневался, что это Адриан: осторожный британец вернулся на место сбора, чтобы проверить, все ли чисто. Оксфордские профессора (это я узнал позже) всегда ходят бесшумно и появляются внезапно – например, когда настает время обеда в колледже. Профессора возникают в трапезной стремительно – и все поглощают; эти навыки пригодились бы и в шпионской работе. Да, это он, это британец вернулся! Сейчас оксфордский профессор полоснет меня бритвой! Но то был не Адриан.
