— Я хотел его задержать, — буркнул Митек. — Вижу, веревка обрезана, и понял, что он в кузове.
— А почему ты так решил? Может, она месяц назад была обрезана? — с любопытством спросил Грузный.
— Да нет же, смотрите: срез чистенький и распушиться не успел, — показал Блинков-младший.
— Ишь ты, наблюдательный какой, — похвалил его Грузный, и Митек вдруг понял, что разбирательство закончено. Этот человек поверил ему сразу. Хотя, может быть, и не ему, а своей собаке.
Пенсионеры тоже все поняли.
— Он вор, товарищ генерал! — запротестовал Ван Андреич. — Нечего таких жалеть! Я все равно в милицию напишу!
— Да какой я генерал?! — отмахнулся Грузный. — Я бывший таможенник, только и всего. А по образованию юрист, и как юрист очень вам не советую предъявлять мальчику ложное обвинение.
— Ложное?! Выходит, я вру?! — возмутился Ван Андреич. — Вы ж сами-то ничего не видели, а мы видели!
— За меня Катя видела, — кивнул на собаку таможенник.
— Какой-то шавке больше веры, чем людям?! — запричитала молчавшая до того бабка Пупырко и замахнулась на собаку клюкой. Катя лениво оскалила зубы, и бабка отскочила.
— Ну конечно, ежели собачка вам все рассказала, — ласковым голосом съехидничала Санта-Барбара.
— Рассказала, — невозмутимо подтвердил Грузный. — Собачка эта премудрая, породы Лабрадор, натаскана на поиск наркотиков. У вора было вот это, — он потряс пакетом. — Марихуана. Если бы мальчик тоже курил «травку» или хоть немного побыл рядом с курильщиком, от него пахло бы дымом. А Катя ничего подозрительного не заметила.
— Вы еще не знаете, с кем связались, — буркнула Санта-Барбара. Ей не хотелось сдаваться перед собакой.
— Почему же, знаю. С людьми, которым скучно жить, поэтому они немного украшают свою жизнь выдумками. Увидели мальчика у грузовика, решили, что он вор, и сами в это поверили… Ты здесь живешь? — Таможенник положил руку Митьке на плечо.
— Ага. Под вами, только двумя этажами ниже, в семьдесят пятой.
— Лоб ныл от удара воровским ботинком. Митек поправил шапку, и вдруг по тупой боли резанула новая, острая.
— Да у тебя кровь! — увидел таможенник. — Ссадина маленькая, беги домой, пусть мама йодом помажет.
— У него дома никого нет. Работают и работают, все деньги хотят заработать. А ребенок без присмотра, — сообщила Санта-Барбара.
Таможенник и не взглянул на вредную пенсионерку.
— Тогда пойдем ко мне, — решил он. — Тебя как зовут, несовершеннолетний Блинков?
— Дима.
— А я — Владимир Владимирович.
Сыщик прекрасно мог и сам помазать лоб йодом, но решил не отказываться от приглашения. Ему в голову пришла одна идея. Откуда в Москве берутся обезьяны? Ну, это все с детского сада знают:
Приплыл по океану
Из Африки матрос.
Малютку обезьяну
Он в ящике привез.
В восьмом классе пора знать, что нельзя без разрешения возить животных через границу. Матрос из стишка был преступником, КОНТРАБАНДИСТОМ! А кто ловит контрабандистов? Таможня. Надо разговорить таможенника, пусть расскажет об их уловках. Как знать, может быть, поиски макакиной хозяйки выведут сыщика на серьезное преступление!
Глава VI
Русская рулетка
Считается, что старшие любят детей. Спроси любого — и услышишь, что без детей он жить не может, дети — его будущее и все такое.
На самом деле больше всего они ЛЮБЯТ УЧИТЬ детей. Чем старше человек, тем он сильнее мечтает передать кому-нибудь свой богатый жизненный опыт.
Блинков-младший понял это давным-давно, еще в шестом классе, и с тех пор мог веревки вить из старших. Однажды он родного дедушку заставил кричать «Здравия желаю!». Не верите? А все просто. Он сказал: «Дедуль, мы с мальчишками поспорили, как солдаты кричат: «Здра-жла» или полностью: «Здравия желаю». Дедуля, до пенсии летчик-испытатель, военная косточка, со знанием дела ответил, что «Здра-жла», а полностью хором не выкрикнешь — нестройно получится. Блинков-младший засомневался. Дедуля вышел к мальчишкам и показал. Блинков-младший выиграл эскимо. Нужно ли объяснять, что спор был не о том, как солдаты кричат, а о том, что дедушка закричит?
Конечно, с незнакомым человеком такие штучки не проходят. Надо сначала узнать, что ему интересно в жизни, и начать разговор с этого. А потом уже переходить на то, что нужно тебе.
Владимир Владимирович усадил Блинкова-младшего на диван, криво стоявший посередине комнаты, и стал рыться в картонных коробках с вещами. В одной оказался мундир цвета зеленки. Мелькнул погон с тремя большими звездочками, и таможенник сразу же закрыл коробку. Ну вот, никакой не генерал. В армии был бы полковник, в милиции — тоже, но надо добавлять: «полковник милиции». В прокуратуре человек с тремя большими звездочками почему-то называется не «полковник прокуратуры», а «старший советник юстиции». А как в таможне?
— Кто вы по званию? — спросил Блинков-младший, заодно проверяя Владимира Владимировича на тщеславность.
— Пенсионер, — буркнул таможенник. — Где у меня аптечка?
— Не беспокойтесь, царапина подсохла уже, — сказал Митек.
— Подсохла, но прижечь надо. Это же лоб, мозги рядом.
Было приятно, что незнакомый человек так заботится о его мозгах, но сыщик пришел не за этим.
— Вы даже не посмотрели, что пропало, — проверил он отставного таможенника на жадность.
— А куда спешить? Все равно: что пропало, того не вернешь. Лучше я расстроюсь потом, когда все коробки разберу, — философски заметил Владимир Владимирович, выдержав и эту проверку.
Митек запустил следующую, на хвастливость:
— Классный у вас диван, натуральная кожа. Пенсионерки обзавидовались.
Отставной таможенник не ответил. Он разыскал пластмассовую шкатулку с лекарствами, прижег Митькину царапину йодом и залепил пластырем.
— А трудно работать в таможне? — спросил сыщик.
— Первые десять лет трудно, а потом привыкаешь.
Разговор не клеился. Отставной таможенник раскрыл коробку с мундирами и начал развешивать их в шкафу. Намек был ясен: пора и честь знать, то есть сматываться.
— Спасибо, что не поверили этим, — искренне сказал Митек, вставая с дивана.
— Не стоит, — отмахнулся Владимир Владимирович. — Если бы я тебя обидел, то мне самому было бы плохо.
— Это почему?
— Несправедливость разрушает две души. Обиженного — потому что он перестает верить людям, и обидчика — потому что он перестает отличать хорошее от плохого.
— Да ему-то что? — удивился Митек. Он думал о Князе. — Положим, хорошие кроссовки от плохих он отличит, а хорошие поступки от плохих — ему не надо. Он лезет в буфет без очереди, а другие пускай стоят. Наглость — второе счастье.
