— Билл, я ведь решила. Я выбрала.
Он вспомнил вчерашний вечер. Чуда оцепенела, глядя на Дантракса. И шептала: «Он великолепен».
— Хорошо выбрала? — спросил Билл с надеждой.
Хотя в текущей ситуации, честно говоря, он не видел ничего обнадеживающего.
— Давным-давно я пообещала себе больше не использовать магию. Потому что с ней я была…
Она помолчала с полминуты.
— Я была кое с кем. Его звали Хефрен. Он был бандитом. Нет, даже хуже. Он глядел на меня и видел только магию. А в магии видел только оружие. И потому превратил в оружие меня. Он заставил меня калечить и убивать людей. И заставил полюбить смерть и муки. Заставил полюбить гибель в моей магии. Но, Билл, меня вытянули. Спасли. И совсем не боги. Не Лол, сидящий на высоком троне. Не вечно гулящий Рыг, чья радость — танцы до упаду и пьянство. Не Суй, протрахавшаяся в бессмертие. Не Нолла, хотя все в университете молятся ей, богине знаний. Не Звяк, со всеми его богатствами и сокровищами. Не Впах, приносящий жизнь полям. И даже не всеобщая мать Вруна, обещающая прижать к груди всех без разбора — даже тех, кого судит Лол. Всем я была безразлична. Спасли меня хорошие люди. Их было немного — тех, кто видел во мне не оружие и не магию, а лишь несчастного искалеченного ребенка. Эти люди помогли мне стать лучше. Они помогли мне прийти туда, где я смогла сказать сама: «Больше никогда. Я покончила с магией».
Ветер трепал платье. Чуда глядела на Билла, не видя его.
— И я полюбила свою жизнь. Полюбила радость в глазах людей, глядящих на перемены во мне. Мне нравились мои открытия. Мои теории. Я хотела стать лучшим тавматобиологом в мире — ради спасших меня. Я хорошо работала и держалась очень долго. Я отправилась в путешествие, чтобы исполнить мечту и стать лучшей. И знаешь, что вышло?
Она посмотрела на него, словно наконец заметила, — и улыбнулась. Искренне. Билл не осмеливался издать ни звука, опасаясь ненароком вырвать Чуду из ее диковинного благодушия.
— В путешествии у меня ничего не выходило. Я не могла найти дракона. Я совсем не знала, чего ищу. Но потом я встретила тебя. И Летти с Балуром. И даже Фиркина. Конечно, ограбление дракона — это не исследование, но я посчитала, что, по крайней мере, смогу подобраться поближе к цели. И я подобралась так близко. Я даже смогла дотронуться.
Она покачала головой.
— Но я не совладала с чувствами. Не справилась. И ранила, погубила так много людей! И очень разозлилась на себя. И на вас тоже — ведь вы загнали меня в такое положение. Но в первый раз все получилось случайно. Последствия старой травмы выскочили наружу. Я это могу понять. И извинить.
Все веселье ускользнуло, унеслось прочь. На чердаке остался только мусор.
— Но прошлой ночью я сделала выбор. В здравом уме и трезвой памяти. Я могла отказаться. Но не отказалась…
Теперь она с трудом подбирала, выдавливала наружу слова.
— Я снова захотела… сжечь этот мир.
Она покачала головой и посмотрела в лицо Биллу. Ее взгляд был тяжелее Балурова молота.
— Ты хочешь узнать, чего я хотела бы для твоего нового плана? Уиллет Фэллоуз, я хотела бы, чтобы ты катился к Рыгу в мошонку и оставил меня в одиночестве. Я хочу понять, что делать с обломками той личности, которую я считала собой.
Она снова уселась на пол. И она, и Билл уставились в никуда. Он видел, что в город идут толпы. Первые группы уже достигли ворот. Тот факт, что ворота едва держались, перекосившись, на изуродованных петлях, никого особо не расхолаживал.
— Извини, — спустя некоторое время сказала Чуда. — Это, наверное, было нечестно.
— Отчего же? Вполне себе честно.
— Я знаю. Но наверное, не стоило так уж грубо.
— Принимая во внимание то, сколько людей умерло из-за меня, вряд ли стоит тратить время на вежливость со мной, — заметил Билл.
Она кивнула. Он подумал, что кивать было не обязательно — хотя бы из вежливости.
— Билл, ты почитаешь богов? — спросила она ни с того ни с сего.
— Э-э, — выговорил он, застигнутый врасплох. Затем добавил: — Да, конечно.
Ведь так принято говорить. Но звучит как-то несуразно. Потому он добавил:
— Ну, не то что бы я был верующим.
Снова нелепость.
— Хотя нет. Я верующий, конечно. Как иначе почитать богов? А я же почитаю, значит — верующий. Но я не следую всем заповедям буква в букву. Да и никто не следует. Во всяком случае — большинство людей. Я праздную главные праздники. Иногда приношу жертвы. Ну, вроде того. Почти как все.
Чуда молча глядела на него.
Билл почувствовал себя виноватым и захотел оправдаться, хотя и сам толком не понял в чем.
— В смысле, они же и в самом деле есть там, наверху, — сказал он. — Конечно, когда они не внизу и не трахаются с фермерскими женами.
Когда богам хотелось пообщаться со своими творениями, чаще всего общение происходило в постели. Причем боги часто прикидывались животными — странная извращенная тенденция всего пантеона.
Билл решил, что не стоит уходить от темы, и завершил мысль:
— Думаю, не стоит их злить.
Возможно, с точки зрения теологии и не самый убедительный аргумент, но Билла он удовлетворял.
— И как тебе теперь почитание богов? — осведомилась Чуда.
Ноздри Билла терзал терпкий запах крови и пепла.
— Есть свои плюсы и минусы, — ответил Билл.
Затем, встрепенувшись от внезапной леденящей мысли, он спросил:
— А ты разве не почитаешь богов?
Ведь и вправду, если Чуда неверующая, то соседство с ней крайне опасно. А вдруг все неприятности Билла именно оттого, что он повелся с язычницей, которую боги желают сокрушить?
— Почитаю, конечно, — ответила Чуда. — Большей частью Ноллу. Ведь она богиня мудрости и все такое. Она важна для университета. Там много статуй ее святых, надзирающих за библиотеками и лабораториями. Университет такой красивый!
На секунду ее лицо стало мечтательным и задумчивым.
— Но я спросила не потому, — туманно пояснила она.
— А почему же? — уточнил Билл, не представляющий, к чему вообще разговор про почитание богов.
— Потому что ты бог, — ответила Чуда.
— Может, тебе лучше прилечь? — осведомился Билл после некоторого раздумья.
Она легонько хмыкнула.
— Не в буквальном смысле, конечно. Я еще не совсем сошла с ума. Я имела в виду, что для вон тех людей ты — бог.
Она указала на расстилающееся перед ними поле обгорелых руин в кольце обгорелых стен: разоренный город и его разоренное население.
— Они думают о тебе так же, как думают о своих богах.
