— Ох! — выговорил Билл, и его улыбка поблекла.
Летти похлопала его по спине. Принимая во внимание дерзость и размах замысла, пока все шло на удивление удачно. Конечно, многие обвиняли в том, что компаньоны несут чушь, но ведь драться не лезли. Если б полезли — пришлось бы давать сдачи. А с драчливыми солдатами накануне битвы разговор короткий.
Трудно красть золото, если ты в кандалах и на тебя сыплется гнилье с тухлятиной. Конечно, и это не окончательное препятствие — но затруднение большое.
Летти взглянула на солнце и заключила:
— Скоро прибудет Чуда.
— Потому мы и здесь, — заметил Билл.
Они свернули за угол, перешли к следующему ряду палаток и увидели в сотне ярдов толпу.
— О боги! — выдохнул Билл. — Сработало даже лучше, чем я думал.
Насколько могла оценить Летти, толпа не выглядела счастливой.
— Что это? — спросила Летти.
— Это собрание разгневанных людей у фургонов с золотом для жалованья, — ответил Билл с выражением отчетливого довольства на лице.
— Что? — удивленно переспросила Летти.
После стольких лет карьеры Летти справедливо считала, что умеет профессионально изымать денежные средства. А богатый опыт подсказывал ей, что окружение средств десятками разозленных головорезов — не лучший способ подготовить изъятие и бегство с изъятым. Летти объяснила это Биллу, используя простые, живописные и не очень вежливые слова.
— Не беспокойся, — посоветовал Билл. — Нам нужно это сборище. Чуде нужны зрители. А то Балуровы отвлекающие маневры зрителей отвлекут. А Балур ведь не зря весь день носился с дурацким черепом.
Летти попыталась убедить себя в том, что все обойдется и маневр удастся. Но если уж на то пошло, Балур не из тех, кто маневрирует и ухищряется. Он скорее из тех, кто идет навстречу и бьет кулаком в лицо. Конечно, если Балур не напьется, он удержится…
Если только он уже не напился.
Боги, скоро начнется полнейшее дерьмо…
И тут за спинами толпы в поле зрения вкатились два ярко раскрашенных фургона.
74. Кабаре у зарплаты
Чуда свернула, обнаружила перед собой толпу разъяренных орущих солдат и подумала: «Это конец. Я страшно ошиблась».
Дорогу разведал Каттак. Он же сидел на облучке второго фургона, изображая телохранителя. Так он, по крайней мере, сказал. И заверил, что Билл все устроил.
Очевидно, Билл устроил так, чтобы Каттак направил Чуду к самому гнусному дерьму во всем лагере.
Чуда потянула вожжи, придерживая лошадей, но фургон по-прежнему катился, увлекаемый инерцией. Неприятный внутренний голос сказал: «Другой дороги нет. Езжай вперед. Ты уже увязла по самые уши».
Вправду? Разве нельзя удрать? А может, и не стоит? Проще сдаться тяготению судьбы, идти в указанном направлении, покорно принять уготованное. Ведь если свернуть, придется думать и действовать самой. И принять последствия.
И что бы сказали университетские друзья, завидев ее сейчас? Что бы они посоветовали делать?
Их голоса казались таким далекими.
— Что происходит? — спросил Каттак, остановившись рядом.
— Ты же знаешь что-то, чего не знаю я, — сказала Чуда. — Какой-то секретный план Билла.
Никаких сомнений, Билл рассказал не все. Но почему? Из паранойи? Но в прошлом он не страдал от чрезмерных страхов. Хотя раньше Балур не убивал шпиона на глазах Билла.
Неужели явление в лагерь Консорциума и самовольная сдача в руки врагов — единственный способ выиграть? Вряд ли. Но своих-то планов нет.
— Он мне объяснил, что делать, — сообщил Каттак. — Но я ума не приложу, что он затеял.
Чуда поглядела на Каттака. Вот человек, начисто лишенный романтического начала. И тем симпатичный. Человек с целиком прагматическим соображением. Если хочешь урок здравого смысла, лучше всего обратиться за ним к Каттаку.
— Так почему, богов ради, ты приперся сюда? — спросила она.
— Ну, Билл же пророк, разве нет? — ответил он, пожав плечами.
На такое и сказать нечего. Честное слово.
— Я в его пророческий дар поверю, если у нас все сработает, — заметила Чуда. — И то оно маловато, по меркам пророков.
Она взмахнула вожжами, лошади прибавили ходу.
— Только ты погромче, — посоветовал Каттак. — Шуми и бунтуй. Будто ты самая важная персона в мире. Ты народу не понравишься, но тебе поверят.
Гримаса, появившаяся на губах Чуды, совсем не походила на улыбку.
— Эй! — заорала тавматобиолог, подъехав ближе. — Кто здесь представляет драконов Кондорры?!
Она попыталась голосить на октаву ниже обычного, добавить развязности и высокомерного хамства. Конечно, совет Каттака — не ахти, но за неимением лучшего…
Затравленный мужчина за сорок, мокрый от пота, протиснулся сквозь толпу к нежданной гостье.
— Это куда ты? — крикнули из толпы.
— Плати нам! — откликнулся хор голосов.
Мужчина ухватил лошадь Чуды за упряжь.
— Святая мошонка Лола, да мне трижды плевать, кто ты и зачем! Катись на хрен отсюда вместе с телегой!
Решимость Чуды поколебалась. Толпа такая злая. Неизвестно, что за гнездо шершней расшевелили Летти с Биллом, но руку туда совать уж точно не стоит.
Каттак подъехал, остановился рядом. И отчего Билл не поручил эту нелепую работу именно ему?
Чуда посмотрела на «телохранителя» — и увидела безжалостный свирепый холод в глазах. Ну да, ясно. Каттаку ни за что бы не поверили. Он слишком очевидный вражеский агент. А Чуда — хуже некуда для шпионства. И потому подходит лучше.
— Я никуда не поеду, пока не получу деньги! — заорала она.
«Просто действуй по плану». Так посоветовал Билл. Вот она, дощечка, за которую надо держаться в водовороте страха.
— Я продала драконам хорошую сталь и ожидаю оплаты! Четыре клятых месяца я жду денег, и больше — не хочу!
Ее слова падали в толпу, будто камни в воду. Разлилась тишина, побежала зыбью, подавила всякое слово. Все взгляды устремились к Чуде.
Чуда мгновенно вспотела. На спине — будто сплошная мокрая простыня.
Стражник, державший коня, отпустил узду и схватился за лицо.
— Кто-нибудь, — проорала Чуда и подумала, что криком только подчеркнула дрожь в голосе, — пойдите к этим трижды клятым драконам и скажите, чтоб заплатили мне, перед тем как гребаный идиот-пророк вспорет всем вам брюхо и лишит меня монеты.
— Да ты, сучья утроба!.. — начал мужчина, но конец ругательства затерялся в дружном реве сотни глоток.
Солдаты сорвались с места. Чуда отшатнулась, отодвинулась к самой стенке фургона. Цветной шелк захлопал по спине. Но солдаты кинулись не на дерзкую гостью, а на пару тяжелых, окованных железом, толстостенных черных фургона. Запряженные в них кони жалобно заржали, глядя на несущуюся орду. Один скакун взбрыкнул, махнул в воздухе длинными серыми ногами.
