Джина сжала холодеющие руки в кулаки.
— Вы ошибаетесь. Я знаю, что он это сделал. Я знаю, он убил их. — Она встала перед офицерами, потрясая перед ними кулаком. — Что мне прикажете делать? Доказывать это самой?!
18
Часовня была убрана цветами, длинные разноцветные букеты лежали на алтаре, пышные венки украшали боковины двух сосновых гробов, венок поменьше покоился на кафедре.
Джина дала себе зарок не плакать на похоронах. Но сильный аромат лилий заставлял ее глаза слезиться. Она опустила пониже траурную вуаль своей шляпы. Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел ее лицо.
Серое, беспросветное утро, мокрый снег с дождем — будто нарочно по такому случаю, думала она. Не имеет значения, сколько вокруг цветов, отныне мне предстоит вечно жить в этом сером, лишенном красок мире.
Мысль провести двойные похороны пришла ей в голову отнюдь не из соображений экономии. Она не сомневалась, что Бет мертва. Зачем продлевать страдания? К тому же, Бет наверняка хотела бы упокоиться рядом с отцом. Эти двое были очень близки, думала Джина, их отношения не походили на бурную мыльную оперу, как у меня с ней.
И все же… Бет знала, что я люблю ее. Она всегда это знала.
Алтарный служка с лоснящимся от пота лицом вел по проходу тетушку Ханну. В последнее время старушка двигалась еле-еле, опираясь на две трости.
Достигнув передних рядов, Ханна взяла руки Джины в черных перчатках и крепко сжала. Ни одна из женщин не произнесла ни слова. Да и что тут можно было сказать? Это до убийства им случалось беседовать по два-три раза на дню.
Ханна надолго задержала руки Джины в своих руках. Затем она отвернулась и побрела назад, чтобы занять свое место во втором ряду возле кузена Дэвида и Марианны. Их сынишке, как обычно, не сиделось на месте, и он беспрестанно дергал и теребил галстук в черно-белую полоску, который с трудом надели на него родители.
— Почему мне нельзя видеть дядю Энджело? — требовательно спросил он.
От его вопроса Джину передернуло, но она не повернулась к Питеру. Она до боли закусила нижнюю губу, чтобы не зарыдать. Как ужасно, что бедному, невинному Питеру в столь раннем возрасте пришлось столкнуться со смертью… Как он, наверное, растерян и перепуган…
— В церкви нужно вести себя тихо, помнишь? — увещевала его Марианна.
— Почему мне нельзя видеть дядю Энджело? — повторил малыш, на этот раз громким шепотом.
Джина повернулась на скамье.
— Не тревожься, — сказала она Питеру. — Дядя Энджело видит тебя. С небес.
Питер вытаращился на нее. Должно быть, ее слова озадачили его. Впрочем, пусть — лишь бы он перестал задавать этот вопрос.
Прежде чем снова повернуться вперед, Джина обвела взглядом собравшуюся толпу. Часовня была почти переполнена. У Энджело имелось много друзей. Много родственников и много друзей. Печальные, безмолвные лица свидетельствовали о том, каким любовью и уважением пользовался он в городе.
Но постойте…
Джина сощурилась под вуалью. Должно быть, ее зрение искажено черными кружевами. Наверное, ее начали мучить видения.
Сердце рванулось вдруг из груди к самому горлу. Отбросив вуаль, она вскочила на ноги. И в потрясении уставилась на Мартина Дули.
Мартин Дули, в черном костюме, с шляпой в руках. Мартин Дули сидел у прохода в заднем ряду, беззаботно разговаривая с человеком, которого Джина не знала.
Хриплый крик вырвался у Джины. Даже не сознавая того, она побежала к нему, расталкивая людей на своем пути, спотыкаясь, пробираясь между рядами, выкрикивая слова, которых сама не слышала из-за ярости, ревущей в ушах.
Она налетела на Мартина Дули и выхватила шляпу у него из рук, пытаясь разодрать ее, разорвать пополам.
— Как ты смел?! Как ты смел явиться на его похороны?! — завизжала она.
Зловещая тишина повисла в часовне. Люди начали оборачиваться. Органист резко прекратил играть. Из вестибюля заглянул испуганный священник — отец МакКэн.
Джина швырнула шляпу в лицо Мартину Дули.
— Как тебе духу хватило сюда заявиться? — Она положила дрожащие руки на пояс, грудь ее ходила ходуном.
Дули и глазом не моргнул. Он спокойно взирал на нее. Лишь пунцовые пятна, проступившие на гладко выбритых щеках, выдавали его волнение.
— Я пришел отдать дань уважения, — тихо проговорил он.
— Отдать дань уважения? Ты, убийца! — вскричала Джина. Она накинулась на него, метя ногтями ему в лицо. Но подбежали двое алтарных служек и, схватив ее за руки, удерживали на месте.
— Я пришел отдать дань уважения, — повторил Дули, даже не пытаясь встать. — Вы судите меня превратно, миссис Пальмьери. Энджело работал на мою семью еще с той поры, как был мальчишкой. Я любил его, как родного сына.
— ЛЖЕЦ! — завопила Джина. — Лжец! — Она пыталась вырваться из хватки юных служек, но оба мальчика держали ее крепко.
— Разве вы забыли? — продолжал Дули. — Я в ту же самую ночь лишился своего племянника. Аарон пропал без вести.
Джина нависла над ним, тяжело дыша. Если бы только она могла убить его взглядом! Метнуть разряд молнии ему в голову, разнести вдребезги эту самодовольную физиономию…
— Я потерял Аарона в ту ночь, помните? — повторил Дули. — Нисколько не сомневаюсь, что ваша Бет как-то к этому причастна. Всем известно, что ваша дочь была ведьмой!
Боль пронзила виски Джины, и она обхватила голову руками, словно пытаясь избавиться от этого страшного слова. Что-то в ней надломилось. Она чувствовала, как вспыхнуло в ней нечто свыше ярости, свыше всего, что ей когда-либо доводилось переживать.
Со звериным воплем она извернулась так, что оба перепуганных служки отлетели назад.
— УБИЙЦА! УБИЙЦА!
Она, шатаясь, попятилась назад. Выхватила горящую свечу из стенного подсвечника в проходе. А потом устремилась вперед и с размаху всадила ее в левый глаз Мартина Дули.
Его надсадный вопль эхом отразился от стропил часовни, когда он вскочил на ноги, и тут же, вторя ему, разразились воплями окружающие.
Он, шатаясь, побрел по проходу, горящая свеча так и торчала у него из глазницы. Руки его беспомощно молотили по бокам, словно он был слишком напуган, чтобы соображать, слишком напуган, чтобы схватить свечу и вытащить ее.
Джина отступила назад и смотрела, как лицо Дули занялось пламенем. А в следующее мгновение с трескучим свистом вспыхнули его волосы.
— Сделайте что-нибудь! — визжала какая-то женщина у нее за спиной. — Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!
Джина скрестила на груди руки и смотрела.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Наши дни
19
— Во что я только что вляпался?
